Итакъ, начальная школа является преддверiемъ казармы, обязательною подготовительною ступенью, гдѣ одновременно съ обученiемъ элементарнымъ воинскимъ прiемамъ усваиваются нравственныя доблести, дѣлающiя японскаго солдата — этотъ удивительный маленькiй механизмъ — столь интереснымъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, столь грознымъ. Унтеръ-офицеры, подобно школьнымъ учителямъ, не упускаютъ изъ вида существенной стороны своей роли: воспитанiя въ душахъ своихъ подчиненныхъ привычки къ слѣпому повиновенiю и безусловному самоотреченiю, послѣ чего усвоенiе теорiи не представитъ особеннаго труда, такъ какъ въ подготовленныхъ умахъ и душахъ этихъ фанатически настроенныхъ людей уроки запечатлѣваются рѣзко, а малѣйшее дисциплинарное упущенiе въ ихъ глазахъ прiобрѣтаетъ характеръ религiознаго проступка.
Именно въ этомъ заключается типичная сторона полковой жизни въ Японiи, особенно для насъ, уроженцевъ Запада, крайнихъ индивидуалистовъ, приходящихъ въ ужасъ при малѣйшемъ вмѣшательствѣ въ сферу нашей личной свободы. Японская казарма — не тюрьма и даже не школа; она — почти храмъ или монастырь, гдѣ ежедневныя работы, одухотворенныя религiею, прiобрѣтаютъ характеръ священнодѣйствiя. Офицеры-инструкторы являются духовными наставниками нижнихъ чиновъ и провозвѣстниками нравственныхъ принциповъ, по крайней мѣрѣ настолько же, насколько и преподавателями.
Это направленiе столь непреложно, что, напр., особенность новаго пѣхотнаго устава[101], который долженъ послужить образцомъ при составленiи уставовъ для другихъ родовъ оружiя, заключается главнымъ образомъ въ томъ, что въ немъ техническiя наставленiя перемѣшиваются съ тирадами, которыя являются выдержками изъ синтоистическаго и конфуцiанскаго катехизиса.
Настойчивость, съ которою всячески и во всемъ стараются охранить нетронутыми эти особенности японскаго духа — нацiональную гордость и благоговѣнiе передъ особою императора — наводятъ меня на мысль, что опасенiя тѣхъ, на комъ лежитъ попеченiе о судьбахъ страны, не напрасны. Превосходство японской армiи покоится главнымъ образомъ на этихъ двухъ устояхъ, и въ тотъ день, когда солдаты перестанутъ дорожить ими, будущность народа, которому въ другихъ отношенiяхъ столькаго недостаетъ, погибнетъ безповоротно.
Время утренняго подъема, въ зависимости отъ сезона, колеблется между 6 ч. 30 м. и 5 часами; вечерняя заря играется въ 8 ч. зимою и въ 9 — лѣтомъ.
Затѣмъ до утренней трапезы, меню которой я приведу ниже, происходитъ умыванье и уборка помѣщенiй и коридоровъ.
Далѣе отъ 8 до 11 часовъ на дворѣ казармъ и въ другихъ мѣстахъ производятся различныя физическiя упражненiя[102]. Въ продолженiе первыхъ трехъ мѣсяцевъ симпей, молодые солдаты, обучаются отдѣльно отъ кохей, старослужащихъ.
Какъ кажется, значительное число новобранцевъ въ первыя недѣли довольно туго поддается обученiю, особенно во всемъ томъ, что касается стрѣльбы и искусства управленiя лошадью. При маршировкѣ, примѣняемой лишь на смотрахъ и во время движенiя сомкнутымъ строемъ, въ подражанiе нѣмцамъ нога вытягивается и высоко поднимается, что придаетъ маленькимъ японцамъ видъ цирковыхъ лошадей, обозначающихъ рысь на мѣстѣ. Въ походѣ, наоборотъ, допускается полная свобода движенiя рукъ и ногъ.
До перваго смотра, который производится въ апрѣлѣ, едва успѣваютъ сдѣлать три — четыре учебныхъ стрѣльбы для новобранцевъ, пришедшихъ въ декабрѣ.
Въ полдень завтракъ, продолжающiйся не болѣе 10 минутъ. Крайне умѣренная пища и тишина, царящая среди столующихся, напоминаетъ монастырскую трапезную. Всѣ офицеры, даже женатые, въ томъ числѣ командиры баталiоновъ и командиръ полка, обязаны завтракать за офицерскимъ полковымъ столомъ въ казармѣ. Этимъ они подаютъ добрый примѣръ.
Послѣ обѣда — преподаванiе теорiи, которое ведется лично дежурнымъ недѣльнымъ офицеромъ въ продолженiе полутора часа; на унтеръ-офицеровъ возлагается репетированiе. Теорiя всегда изобилуетъ моральными разсужденiями, о которыхъ я говорилъ выше. Солдатъ, къ которому обращенъ вопросъ, долженъ отвѣчать кратко, опуская общепринятыя формулы вѣжливости, сухимъ тономъ безличнаго автомата. Этотъ тонъ, совершенно чуждый повседневной японской жизни, звучитъ странно. Можно подумать, что человѣкъ разсерженъ и говоритъ дерзости.
101
Окончательно одобренный въ 1909 г., онъ, видимо, составленъ на основанiи опыта послѣдней войны. Онъ стремится къ возможно большему развитiю умѣнiя дѣйствовать наступательно. Кавалерiйскiй уставъ будетъ принятъ лишь въ 1911 году.
102
Между которыми заслуживаетъ особаго вниманiя фехтованiе на штыкахъ,