Тѣ, кто находился при японской армiи, тоже могутъ подтвердить, что порою безумныя неудержимыя паники овладевали нѣкоторыми частями войскъ. Духъ пассивности и повиновенiя, обыкновенно достойный удивленiя, говорятъ, бывалъ забытъ въ нѣкоторыхъ обстоятельствахъ; доходило до открытаго неповиновенiя со стороны подчиненныхъ, когда главнокомандующiй явно злоупотреблялъ правомъ посылать своихъ людей на убой.
Во время кровопролитныхъ боевъ за обладанiе славною высотою въ 203 метра генералъ Накамура, имѣя свѣжiе войска 7-ой дивизiи, долженъ былъ однако добиться категорическаго приказа императора, который прочитывался солдатамъ для побужденiя ихъ къ рѣшительной битвѣ.
Я не склоненъ также черезчуръ восхищаться неучтивыми нападенiями, произведенными въ Чемульпо и Портъ-Артурѣ, и еще менѣе тѣми странными прiемами, къ которымъ часто прибѣгали японскiе аванпосты, съ цѣлью деморализацiи противника.
Послѣ Ляо-яна въ теченiе долгихъ промежутковъ, слѣдовавшихъ за сраженiями, оба лагеря почти свободно соприкасались между собою, находясь на расстоянiи ружейнаго выстрѣла. Пользуясь этимъ, съ наступленiемъ темноты дѣлали другъ другу маленькiе подарки, оказывали взаимные любезности: въ опредѣленное мѣсто русскiе приносили водку и консервы; японцы брали ихъ и замѣняли сигарами и т. п. Но при этомъ японцы прибѣгали къ вѣроломству, достойному жителей древней Трои: къ своимъ подаркамъ они прилагали вырѣзки изъ вполнѣ преданныхъ Японiи англiйскихъ газетъ и сообщенiя въ переводѣ на русскiй языкъ, спецiально изготовленныя для даннаго случая. Естественно, что въ нихъ преувеличивались пораженiя и безуспѣшность военныхъ дѣйствiй съ русской стороны, а равно размѣры революцiоннаго движенiя въ Россiи. Когда это представлялось недостаточнымъ, слѣдовали совѣты: «За что вы бьетесь? Ради кого сражаетесь? Ради тирановъ, которые васъ презираютъ и обращаются съ вами какъ съ рабами. Ваши братья въ Россiи уже сбросили съ себя иго и ниспровергли существующее правительство. Вѣдь мы васъ любимъ и цѣнимъ. Бросайте ваши ружья и идите къ намъ. Приходите среди боя, будете приняты въ распростертыя объятiя! Какой прiятный климатъ въ Японiи, какiя хорошенькiя дѣвушки! Приходите насладиться вполнѣ заслуженнымъ отдыхомъ.» И къ этимъ документамъ, одинъ изъ которыхъ я перевелъ здѣсь почти дословно, присоединялись въ изобилiи, къ величайшему соблазну русскихъ, и безъ того уже слишкомъ деморализованныхъ, открытыя письма съ изображенiемъ очаровательныхъ пейзажей или съ заманчивыми личиками красотокъ Токiо.
Подобные, истинно японскiе поступки, на нашъ взглядъ, рѣзко противорѣчатъ настоящей, честной храбрости. Упорство, проявляемое русскими, неесмотря на пораженiя[112], утомило японцевъ.
Заканчивая вопросъ о храбрости японцевъ, долженъ сказать, что я часто спрашивалъ себя: въ чемъ заключается сущность побужденiй, воспламеняющихъ и поддерживающихъ храбрость, безспорно присущую японцу — воину? Кромѣ духа религiозной покорности государю и его представителямъ, у большинства японскихъ героевъ (я допускаю нѣкоторыя исключенiя) не является ли такимъ сокровеннымъ побужденiемъ тайное самообожанiе? Не является ли это большинство немного актерами, которые склонны сами себя слушать и сами собою любоваться? Для этихъ простыхъ умовъ, опредѣленнымъ образомъ неастроенныхъ, существуетъ цѣлая толпа частью доступныхъ зрѣнiю, а частью невидимыхъ зрителей — судей, внимательно наблюдающихъ за ихъ дѣянiями; оплошать передъ этими зрителями было бы постыдно. Покойные предки, семья, сограждане, иностранцы и, наконецъ, весь мiръ составляли такую толпу зрителей для полубога Хиросе, когда онъ топилъ свои суда въ Портъ-Артурскомъ горлѣ; и для горниста, не хотѣвшаго умереть не прокричавъ, вмѣстѣ съ потокомъ крови въ предсмертной икотѣ, послѣдняго банзай[113], совершенно такъ же, какъ актеръ въ Кабуки-дза[114], который не можетъ покинуть эстраду, не закончивъ послѣднюю сцену позою и трагическимъ жестомъ, всегда вызывающимъ бурю апплодисментовъ.
Хара-кири, несмотря на свою очевидную элементарность, тоже не чуждо театральности. Мы находимъ театральную позу у пѣхотныхъ солдатъ Кинсюу-мару, выпускавшихъ совершенно серьезно послѣднiе патроны своихъ безсильныхъ ружей по русскому крейсеру, взорвавшему ихъ транспортъ, а затѣмъ распарывающихъ себѣ животъ при пѣнiи Кими га iо[115]. И даже самый жалкiй дезертиръ, возвратившiйся для того, чтобы быть разстрѣляннымъ, испытываетъ потребность бравировать передъ самимъ собою, крича банзай подъ огнемъ разстрѣливающихъ его людей.
112
Какое зрѣлище представили бы японцы въ случаѣ пораженiя? — Предсказать это трудно, но не невозможно, если предыдущiя и послѣдующiя свѣдѣнiя справедливы.
113
Это слово, означающее "десять тысячъ лѣтъ", является японскимъ vivat или ура. Дикая сила, съ которой они выкрикиваютъ