Покинув лагерь, мы направились в сторону Вентспилса. Время двигалось к вечеру, и пора было подумать о ночлеге. В стороне темнел лес. Оттуда шли шестеро солдат. Подъехали к ним. Спросили, где можно переночевать. Узнали, что недалеко на берегу моря стоит хутор. Там можно устроиться. Но, предупредили солдаты, надо быть осторожными. В округе много бродячих немцев, а в лесу наша дивизия ведет бой с крупными силами власовцев. Попрощавшись с солдатами, отправились на хутор. Действительно, он расположился на самом берегу. Здесь я впервые в жизни увидел настоящее Балтийское море. Берег был высок и обрывист. Далеко внизу виднелась узкая полоска пляжа. До самого горизонта раскинулась водная гладь. Вода была тяжелого свинцового цвета. На прибрежный песок набегали небольшие с белыми барашками волны. Полюбовавшись этой красотой, мы пошли устраиваться на ночлег.
Хутор был разделен на две части глубоким оврагом. На нашей стороне стояло два дома и на другой — домов восемь. Загнали машину во двор и зашли в дом. Нас встретили пожилые муж с женой и их хорошенькая дочка.
Хозяева оказались не особенно приветливы. Они делали вид, что по-русски ничего не понимают. Разговор шел с помощью девушки, прекрасно говорившей по-русски и, как потом выяснилось, по-немецки. Мы попросили дать нам посуду, купили картошку и стали готовить ужин. Пригласили за стол хозяев, но они отказались. Ужин прошел весело. Мы попытались сосватать хозяйскую дочку, но она со смехом отказалась. Уже в полночь отправились спать. У машины выставили караул. Всем нам, не считая офицеров, необходимо было отстоять по 15 минут. Я должен был принять дежурство в два часа ночи. К этому времени уже было довольно светло, и мое дежурство прошло спокойно. Сдав смену, пошел досыпать. В 6 часов сыграли подъем. Набрали ведро воды и, поливая друг другу из ковша, стали умываться. Только я намылил руки, как из оврага донеслись крики: «Караул! Помогите!». Побросав мыло и схватив оружие, мы кинулись к оврагу. Еще вечером на дне оврага мы заметили две лодки. Подбежав, увидели, как вокруг одной из лодок два наших автоматчика бегают за двумя немцами. Мы быстро скатились по крутому песчаному обрыву. У одного из автоматчиков на руке была кровь, другой все пытался веслом ударить немца. Мы остановили их. Обыскали немцев. Оружия у них не оказалось. Мы забрали у них фотоаппарат, губную гармошку. Мне достался деревянный портсигар с выжженной на крышке шахматной доской и фигурой коня. Взяли еще флягу и бутылку красного вина. Стали подыматься наверх. Там уже нас ожидали офицеры. Прибежал проспавший все шофер. Увидев на немце хорошие сапоги, он скинул свои растоптанные и потребовал, чтобы немец отдал ему обувку. Немец, было, начал возражать, но на него прикрикнули, и он подчинился. Командиры повели пленных на допрос, а мы принялись делить флягу и бутылку. Нашли их танкисты. Они же и решили забрать себе флягу, а нашему экипажу отдали бутылку вина. Вино мы тут же выпили. Оно было слабенькое, десертное. Вскоре вернулись танкисты и потребовали бутылку назад. Мы возмутились: что, мол, вам фляги мало? Выяснилось, что во фляге оказалась обыкновенная вода. Узнав, что вина уже нет, танкисты очень огорчились. На допросе немцы пытались жаловаться, что мы отобрали у них фотоаппарат и другие вещи. Девушка перевела, что один из пленных недоволен тем, что с него сняли сапоги. Офицеры объяснили немцам, что теперь им далеко ходить не придется. На том и закрыли вопрос.
Оказалось, что автоматчики, два здоровенных мужика, договорились после подъема сходить осмотреть лодки. Спустившись в овраг, они обнаружили немцев. Те собирались с рассветом удрать на лодке в Швецию, но проспали. Автоматчики решили, что один из них будет держать фрицев на прицеле, а другой обыщет. Немцы спросонья не оказали сопротивления, но, когда обыскивающий забрал у фрица часы, второму автоматчику стало завидно. Он тоже полез в лодку и как-то ненароком навел на немца автомат. Немец испугался и попытался отстранить оружие. Наш боец дернулся и поцарапал о прицел руку. Увидев кровь, он перепугался и стал кричать «караул», после чего мы и прибежали на помощь. Когда с пленными все уладилось, с другого берега оврага к нам пришли латыши. До этого местные боялись выходить, но увидев, что мы даже немцев не тронули, осмелели. Латыши говорили, что есть приказ отмечаться в комендатуре, и спрашивали, куда им надо обращаться. Офицеры все растолковали, и латыши довольные разошлись по домам.
После завтрака мы, прихватив с собой немцев, тронулись в путь. Один из немцев рассказал, что до войны он работал слесарем. Другой немец оказался музыкантом. По дороге нас застал дождь. Заехали в ближайшую деревню переждать непогоду, а заодно и пообедать. Дождь кончился быстро. Пока готовился обед, я вышел во двор и увидел комичную картину. Наш шофер раздобыл новую покрышку и решил поставить ее на колесо взамен износившейся. Смонтировав новую покрышку на колесо, он заставил немцев накачивать баллон. Те по очереди качали, а шофер, прохаживаясь в немецких сапогах, хлопал пленных по плечу и приговаривал: «Гут. Гут. Давай, ребята». Немцы отвечали: «Гут, комрад, гут». Правда, один из них все время искоса бросал взгляд на свои сапоги. Надо сказать, что шофер потом намучился с ними. Сапоги были хорошие, крепкие, с кованными подметками и каблуками, но сильно жали в подъеме.
После обеда тронулись дальше. По дороге навстречу нам два конвоира вели группу из восьми пленных. Мы остановились, окликнули: «Эй, славяне! Возьмете пополнение?», — «Давайте». Мы высадили наших фрицев. Они пристроились к колонне, и на этом мы с ними расстались.
Проехав еще немного, увидели Вентспилс (Виндаву). Город раскинулся на берегу моря. Широкая река Вента делила его на две части. Проехали по большому мосту (только накануне он был разминирован). На берегу моря находились склады, охраняемые моряками. На пляже стояли дальномеры. Мы, из любопытства, подошли, посмотрели в них, но ничего особого не увидели. И вообще в Виндаве ничего интересного не было. Так ни с чем и покинули город.
Подъехали к бывшей линии фронта. Всю военную технику уже подняли из укрытий. Поражало огромное количество пушек, минометов и другого оружия. Здесь же увидели новое немецкое оружие — реактивные гранатометы «пупхен» — куколки. Действовали их снаряды по принципу фаустпатронов, но дальность поражения была от 250 до 800 метров. Грозное оружие. Но и у наших танков в конце войны приваривались дополнительные листы брони, принимавшие на себя удары «фаустов». Всюду на местности виднелись указатели минных полей. Мы прикинули, сколько же сил нужно было бы приложить, чтобы прорвать такую оборону.
Мы пересекли бывшую линию фронта, направились в сторону Либавы и скоро оказались в своей части.
Командование полка отобрало десять ветеранов полка для фотографирования. На карточках была сделана надпись, заверенная печатью. На моей фотографии было надписано: «Гвардии сержанту Колбасову Николаю Петровичу. При Вашем участии Гвардейский Красносельский полк прошел славный путь побед и удостоен Высоких Правительственных наград: ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского, ордена Суворова III степени. Слава Отважному Воину-Гвардейцу! 11.5.1945. Командование».
Этой фотографией я горжусь больше, чем всеми остальными наградами.
Полк прибыл на новое место. Вокруг раскинулись поля. На них колосились поспевающие хлеба. Одно из таких полей было буквально усеяно подбитой техникой. Во ржи стояли английские и американские танки «Черчилль», «Матильда» и «Валентайн». Их уже начали собирать и увозить на переплавку. Мы обратили внимание на целые эскадрильи самолетов, летевших в небе над нами. Они направлялись на восток. Никто не мог понять, зачем и куда они летят. Впоследствии мы поняли, что самолеты летели на Дальний Восток. Шла подготовка к войне с Японией.