Через три дня в полк прибыли еще два товарища из нашего взвода — Николай Индюков, 1922 года рождения, и Костя Сухарев. Оба с Московской заставы. Они и из нашего расположения могли рассмотреть свои дома на Благодатной улице. Ребята были зачислены в экипажи броневиков БА-10, но должны были работать на нашей станции, на связи с танкистами.
Вчетвером нам стало веселее. Да и скучать особо было некогда. Постоянно расчищали снег вокруг машины, ходили в наряд. Во время дежурства нас чаще всего назначали посыльными при штабе. Приходилось разносить документы командирам рот, вызывать нужных людей в штаб. При этом мы знакомились с командирами. Это помогло в дальнейшем держать с ними связь в бою.
31-й Отдельный гвардейский танковый полк прорыва был сформирован 25 ноября 1942 года, незадолго до нашего прибытия. Две роты были взяты — из 1-й краснознаменной танковой бригады, еще две из резерва. В полку по штату числились 214 человек и 21 танк. Это были тяжелые танки КВ («Клим Ворошилов»), с 76-миллиметровой пушкой и двумя пулеметами, один находился в башне, другой — у стрелка-радиста. Это были прекрасные машины. Экипаж состоял из пяти человек. Перед боем танкисты заполняли боеукладки и дополнительно клали унитарные (соединенные вместе снаряд с гильзой) снаряды на днище машины. Командир, артиллерист и заряжающий, находясь в башне танка, уходили в бой, стоя на снарядах, и расстреливали их в первую очередь. Зато снарядов в бою не жалели.
Механик-водитель и стрелок-радист размещались в передней части танка. У них был свой люк, хотя порой приходилось выбираться и через люк в башне. Имелся еще аварийный люк в днище танка, но им пользовались редко.
В одной из машин находился экипаж командира полка. Остальные машины были разбиты на 4 роты. В каждой роте по 5 танков. На одном — командир роты, и у него в подчинении два взвода по 2 машины, под командой взводных.
Командир полка — майор Крайзельбурд Абрам Эльевич. Ему было 34 года. Стройный, небольшого роста, он всегда выглядел подтянутым в хорошо подогнанном обмундировании. По утрам майор выходил на крыльцо, окидывал взглядом расположение части и направлялся не в танковые роты, где, он знал, всегда порядок, а шел в роту техобеспечения, реже — к автоматчикам или к нам, во взвод управления. Но чаще всего Крайзельбурд шел на кухню. Там всегда можно было найти недостатки.
Кухня помещалась на отшибе, в дощатом сарае. Повар Сашка, солдат уже в годах, вскакивал и, натягивая белый колпак, пытался доложить, что происходит во вверенном ему хозяйстве. Майор махал ему рукой, мол, нечего болтать, показывай, чем будешь кормить танкистов. А кормежка в то время была отвратительная. Пустые щи да картошка или макароны с котлетой на второе. За пищей на кухню по очереди ходили представители от экипажей. На должности командира и водителя танка назначали офицеров. Питались они совместно с экипажем. Офицеры дополнительно получали паек, но, чаще всего, делили его на всех. Обед выдавали в котелки. В котелки наливали первое, в плоские крышки второе блюдо. Однажды я видел, как солдат, получив пищу на экипаж, зашел за сарай и рукой стал вылавливать капусту из котелков своих товарищей.
У нас на рации был свой экипаж — шофер и четыре радиста. Как-то днем ко мне подошел Трунов и сказал, что приехали наши матери. Предупредив начальника радиостанции Мусиченко, мы по знакомой дороге пошли к Дому культуры Ильича. Там нас ждали родные. Постояли, поговорили и, забрав привезенные ими гостинцы, быстро побежали обратно в часть.