У Брюквина в это время возник роман с медсестрой Клавой. Она прибыла вместо уехавшей к Примаченко Гали. Клава была высокая, стройная, красивая и умная девушка. В бою она смело оказывала помощь пострадавшим танкистам. И вот случилась любовь. А Брюквин был женат, и жена служила машинисткой в штабе фронта.
Полк переводили с участка на участок. Где только намечалось наступление, туда бросали полк. Мы продвигались на несколько километров вперед и останавливались. Иногда противник сам отходил на заранее подготовленные позиции. Больших успехов не было.
В конце октября 1944-го нас перевели на новый участок фронта. Ехали целую ночь. В пять часов утра остановились на опушке леса. Хотели уже разворачивать станцию, но на карте увидели, что в пятистах метрах от нас находится небольшой хутор. Решили перебраться туда. На хуторе стояло два потрепанных дома. Заехали во двор. Было еще темно. Хотели прикорнуть в машине, но вошел начальник связи Тимофеев и сказал, что он устал, проведя всю ночь в кабине, поэтому мы должны идти отдыхать в дом, а он ляжет в машине. Я разозлился, велел взять шинели, и мы направились к выходу.
Тимофеев остановил: «Колбасов и Индюков, разворачивайте станцию». Индюков полез на крышу устанавливать антенну, а я стал подключать аппаратуру внутри. Трунов и Васенин, прихватив шинели, пошли во двор. Вдруг послышался несильный взрыв. По машине застучали комья земли. Николай скатился с крыши с криком: «Ребята подорвались!». Я оцепенел и не мог сдвинуться с места. Индюков осторожно подошел к лежавшим товарищам. Оказалось, Володя наступил на противопехотную мину и ему оторвало ступню. У Михаила взрывом засыпало глаза. Индюков вывел их к машине. Уложил на скамейки. Прибежала медсестра Соня. Наложила Володе жгут. Вместе с командиром взвода Никифоровым повезли раненых в ближайший госпиталь. Он был совсем рядом. Раненых там не приняли. Госпиталь только что прибыл на место и еще не развернулся. Нас направили в находившийся неподалеку медсанбат. Там такая же картина. Мы объехали несколько госпиталей и медсанбатов. Происходила перегруппировка войск и соответственно медицинских учреждений. Володя стонал. Вдруг он опустил руку и стал шарить под скамейкой. Я спросил, что он хочет. «Николай, дай наган. Не могу больше», — ответил он. Я стал его уговаривать, мол, еще погуляем по Васильевскому. Не успел успокоиться Володя, заплакал Михаил. Он трясся от рыданий, причитая: «Кому я теперь нужен, слепой!?». Тут не выдержала медсестра. Подойдя к Васенину, она пальцами раздвинула его веки. Раздался крик: «Вижу! Вижу!». Оказалось, что глаза были целы, но засыпаны толом и землей. Мишка успокоился.
Подъехали к очередному госпиталю. Всюду суетились люди. Мы с Никифоровым пошли к палаткам. Нашли заместителя начальника госпиталя. Но он тоже отказался принять раненых, оправдываясь тем, что госпиталь не развернут. И тут не выдержал Никифоров. Выругавшись крепче крепкого и выхватив пистолет, он стал угрожать перестрелять всех, кто не хочет помочь страдающим людям. Подошел подполковник, какой-то инспектор, и спросил, в чем дело. Мы рассказали, что в течение шести часов возим раненых и нигде нам не хотят помочь. Подполковник попросил показать. Подойдя к машине и взглянув на Трунова, он подозвал майора-медика и приказал немедленно оперировать Володю. Принесли носилки, положили раненого. Володя попросил прихватить его шинель. Она была перешита по его фигуре, и он любил ею щеголять. Когда Володю несли к палатке, он вспомнил о полевой сумке. В ней он хранил документы и награды. Я сбегал к машине, принес, подал и обратил внимание на кусок сукна, торчащий из раненой ладони. Володю сразу же положили на операционный стол. Я сказал, что напишу его матери. Володя решительно запретил, сказав, что сам обо всем напишет. Нас попросили удалиться. Попрощавшись, мы пошли к машине. Михаила Васенина принять в госпиталь отказались, ссылаясь на отсутствие глазников. Мы вернулись обратно в часть. Оказалось, что за это время мы уехали на 60 километров от полка и находимся в Литве, недалеко от города Мажейкяй. Вернувшись, обнаружили рядом только что развернувшийся небольшой медсанбат. В нем оставили Васенина.
На другой день началось наступление. Продвинулись на 12 километров. Дальше противник уперся, и завязались позиционные бои. Навестить друзей не было никакой возможности. Спустя неделю вышли из боя. Неожиданно открылась дверь, и к нам вошел Васенин. Глаза ему подлечили. Как-то возле медсанбата он увидел машину из нашего полка и удрал на ней из госпиталя, не забрав даже документы. Позже документы восстановили, и Васенин продолжил воевать вместе с нами.