— Хочешь на слове подловить?
— Нет, это я так, по привычке.
— Тогда давай ближе к делу. Где, что, когда?
— Наверное, тебе боярин Лыков уже рассказал, что десять дней назад убили чашника государева, боярина Голутвина. Вотчина у него недалеко от Москвы — на закат. Дом в Москве новый, два года как после пожара отстроил. Убили кинжалом в спину, прямо во дворце. Представляешь?
— Постой, погоди, Кирилл. Кто нашел убитого?
— Какая разница? Слуги наткнулись.
— Почему решили, что кинжал? Кинжал — оружие боевое, с ним во дворец не ходят.
— Правильно спросил. Рана в спине была, но самого кинжала не оказалось. А решили, что кинжал, потому что удар в спину был нанесен, и лезвие насквозь тело пробило — есть рана выходная спереди. Ножей такой длины не бывает.
— Со слугами-то разговаривали? Может, успел перед смертью боярин сказать что-то важное?
— Какое там! Он уже бездыханным был, а под ним — лужа крови.
— Враги у него были?
— У кого их нет? Даже в тебе я не уверен, что, повернись я к тебе спиной, ты не выстрелишь в меня. Шучу я так, не дергайся.
— Кто тело осматривал?
— Я сам, как дьяк приказной, да двое людей моих, в сыске сведущих. Не возьму же я с собой палача? — плоско пошутил Выродов.
— Резонно.
— Чего?
— Разумно, — поправился я. — А одежда, в которой его убили, где?
— Почем я знаю?
— Его ведь не в ней хоронили?
— Помилуй Бог, она же вся в крови. Обмыли, переодели, все по-человечески, по-христиански, упокой Господь его душу, — перекрестился дьяк.
— Где живет, вернее — жил Голутвин?
Вместо ответа дьяк Выродов встал, приоткрыл дверь и рявкнул, как ротный старшина:
— Андрей, подь сюда.
В кабинет с полупоклоном вбежал служивый.
— Вот, знакомься — вологодский боярин Георгий Михайлов. Он будет сыск вести по убийству Голутвина. Поступаешь под его руку — показать, что нужно, по городу провести. Понял?
— Как не понять?
— Тогда иди с боярином, куда он скажет.
Дьяк повернулся ко мне:
— Сам понимаешь — не тяни. Будут задержки в чем или помощь нужна — сразу ко мне.
Я поклонился и вышел вместе с Андреем.
— Боярин, чего изволишь? — склонился в полупоклоне Андрей.
— Давай по-простому, не юродствуй. Мы вместе должны выполнить работу. Потом я — домой. Если нас ждет успех, думаю, оба не останемся не замеченными. Потому работаем дружно. Хочешь — можешь доносить на меня Выродову. Думай и решай сам.
Андрей не ожидал от меня настолько прямого обращения и покраснел.
— Прости, боярин. Начальства много, все помыкают, думают — лучше меня знают. Тебя тоже поначалу за выскочку принял. Слова твои принимаю и помогу чем могу.
— К дому Голутвина веди.
Мы пошли по заснеженным улицам. Это у нас в Вологде снег был, как и положено — белый. А в Москве — серая снежная каша. Немудрено — пепел от многих печей, навоз, грязь — все перемешалось человеческими ногами и конскими копытами.
Жил боярин Голутвин недалеко, в чем я и не сомневался. Не будет же боярин из дворцовых на окраине жить? Были на месте через десять минут.
— Прости, боярин.
— Называй Георгием.
— Поздновато уже, могут не принять.
— Попробуем, стучи.
Андрей кулаком стал бить в ворота. Долго никто не отпирал. Затем послышались шаги.
— Ну, кого там нечистая носит на ночь глядя? Нет дома никого!
— Открывай калитку! — заорал Андрей. — К тебе боярин из Разбойного приказа! Али плетей отведать хочешь?!
Калитку отворили. Во дворе стоял пожилой слуга. Увидев Андрея в кафтане служивого, мужик растерялся.
— Боярыни и прислуги нет дома, в вотчину отбыли. Один я тут сторожую. Как схоронили боярина нашего, так и уехали все.
Слуга всплакнул. То ли над судьбой убитого боярина, а может — потому, что его одного оставили в большом доме.
— Ладно, будет. Мы ненадолго. Убийцу боярина твоего ищем.
— Да чем же я могу помочь?
— Мы на улице будем говорить или в дом пустишь?
Слуга отступил в сторону. Мы прошли во двор, подождали, пока он запрет калитку, и вместе вошли в дом.
Парадные сени сразу впечатлили размерами. Мы сняли верхнюю одежду, и слуга провел нас в гостиную.
На столе одиноко горела свеча, углы комнаты оставались в темноте.
— В чем боярина хоронили?
— В одеже.
— Подожди, Андрей, — прервал я не в меру ретивого сыскного помощника и обратился к слуге: — Ты скажи — тело обмыли, одели в чистую одежду, так?
— Так. Я и обмывал, а одевали мы вдвоем с Пронькой. Одному мне не управиться было.
— Понятно. А где одежда, в которой его домой привезли, — та, что в крови?
— Где ей быть — выбросили, боярин.
У меня екнуло сердце.
— Куда?
— Известное дело — на помойку, что на заднем дворе.
— Веди! Да, факелы возьми.
Слуга принес два факела. Мы оделись, зажгли пропитанную смолой паклю и пошли вокруг дома — на задний двор. Помойка была в задах хозяйского двора, подальше от боярских глаз.
— Вот она, — ткнул слуга пальцем.
Скомканная, окровавленная и смерзшаяся
одежда валялась сверху. Хорошо, что все из дома выехали, и слуги не успели залить одежду помоями.
Андрей вытащил из выгребной ямы обледенелый ком и протянул слуге:
— В дом неси, к печке — пусть лед растает; там и осмотрим.
Слуга возроптал было, но Андрей глянул строго, и слуга покорно пошел за нами со страшным окровавленным тряпьем в руках.
— Печь на кухне топлена?
— Должна быть теплая, к ночи топил.
Мы сбросили в сенях тулупы, прошли на кухню и положили тряпье перед печью. Уселись на скамью, разглядывая смерзшийся ком. Шло время, с одежды натекла лужа воды пополам с кровью.
— Возьми тряпку, вытри!
Слуга дрожащими руками вытер натекшую воду, мы же с Андреем аккуратно развернули одежду и разложили ее на полу.
Я внимательно стал рассматривать последнее уцелевшее свидетельство гибели боярина, надеясь восстановить картину его убийства и обнаружить детали, проливающие свет на события десятидневной давности. Кафтан немного поношен, обшлага у рукавов пообтерты, но ткань хорошей выделки, не иначе — английское сукно. На спине, напротив сердца, красовалась прореха. Я прикинул: сантиметра четыре — четыре с половиной длиной. Перевернули кафтан. Тут тоже была прореха, но маленькая — не более сантиметра. Точно — выходное отверстие.
— А скажи-ка, любезный… э… э…
— Агафоном меня назвали родители.
— Агафон, а боярин толстый был?
— Не сказать, что толстый, дородный — это да.
— Андрей, встань рядом со мной.
Андрей подошел ко мне.
— Агафон, посмотри — у боярина какая фигура была? На кого из нас он был более похож?
— Дык, вы оба худосочные будете.
— Андрей, иди надень тулуп.
Андрей, если и удивился, сумел не подать вида — сбегал в сени и вернулся уже одетый, даже шапку натянул.
— Агафон, а сейчас в тулупе — похож фигурой?
— Вроде похож.
— Андрей, надень кафтан боярина.
— Да он же мокрый и это… в крови, — запротестовал мой помощник.
— Кровь отмоем опосля, надевай.
Андрей поднял с пола кафтан убитого, отжал его — да так, что кафтан затрещал по швам, встряхнул и надел поверх тулупа.
— Агафон, теперь — похоже?
— Телом — вылитый боярин будет, — с ужасом выдавил бедный слуга, не понимая смысла моих действий.
— Вот что, Агафон, найди-ка мне две лучины, да подлиннее.
Я развел руки и показал, какой длины лучины мне требовались. Вскоре Агафон вручил мне их.
— Андрей, подними левую руку.
Андрей поднял руку, а я приложил лучину к его левому боку, совместив в проекции входное и выходное отверстия. Теперь я не сомневался — удар был нанесен сверху, но вот что меня смущало. Выходное отверстие в кафтане было правее, ближе к центру, чем входное. Обычно бывает наоборот. Уж чего-чего, а судебную медицину в институте у нас преподавали неплохо и спрашивали строго. И хоть мне никогда не нравилось возиться с трупами, прочно вбитые знания сейчас помогали.