— Ты просто устала, милая, — шепнул ей на ухо Егор. — Сегодня был длинный и трудный день. Пойдем лучше спать. Утро вечера мудренее.
Глава 2
Января 1409 года[3]
В самый полдень Сочельника, когда все нормальные люди готовятся к празднованию Рождества Христова, лес возле городка содрогнулся от оглушительного грохота, высоко в воздух взметнулось белое облако из снега, дыма и щепы, в котором темными пятнами мелькали еще и ветки, кора да земляные комья.
Впрочем, к тому моменту, когда любопытные, повыскакивав из изб и дворов, попытались разглядеть за крышами, что случилось, большая часть мусора уже опала на землю, а белесая дымка, медленно уплывающая вдаль над заснеженными кронами под рыхлые, точно вата, облака, издалека была почти неразличима.
Где-то через час на ведущую от проруби к крайним домам тропку выбрались князь Заозерский и кузнец Кривобок — веселые, раскрасневшиеся и гомонящие в голос:
— Как оно жахнуло, княже, ты слышал? Я думал, у меня уши оторвет. Даже оглох ненадолго! Вот это…
— Да я сам не ожидал, что оно так шарахнет на черном-то порохе, — перебивал кузнеца Егор. — Думал, в овраге проверю, он ударную волну сдержит. А он все края обледеневшие сорвал, воронка вон какая здоровенная получилась!
— Деревья, деревья с корнями повырывало! И кусты все — аки корова языком слизнула!
«Десять метров в мерзлом грунте! — с восторгом подумал Егор. — Это уже не какой-то там «пороз», это настоящий фугас получился!»
Переговариваясь так, мужчины добрались до кузни, где князь откупорил плоскую медную флягу, зашитую в кожаный чехол, протянул мастеру:
— Давай, дружище, выпьем за удачу по чуть-чуть! Молодчина ты, не подвел. Теперь берись за работу. Игрушек этих понадобится много. Сколько сделать сможешь, столько и понадобится.
— Исполню все в точности, княже, не беспокойся! — Кузнец отхлебнул из фляги и крякнул от неожиданности. — Крепка, однако, твоя брага, княже.
— Молоко от бешеной коровки. — Егор забрал у него самогон, сделал пару глотков и заткнул пробкой. — И вот еще что, Кривобок. Я не спрашиваю, куда делись стволы, которые мы тут вместе изобретали. Все едино это не то, чего мне хотелось. Но чтобы про эти порозы… Никому ни единого слова, понятно? Ни продавать, ни хвастаться, ни даже показывать никому, кроме меня!
— Как скажешь, княже, — склонил голову кузнец.
— Не шучу, — с нажимом произнес Егор.
— Понимаю, князь, — кивнул Кривобок.
— Коли понимаешь правильно, будешь жить долго. И в хорошем достатке, — пообещал Егор. — Сегодня же приступай. Ты даже не представляешь, как мало у нас с тобой остается времени…
— Так Рождество же, княже! — возмутился кузнец. — Работать грех!
— Это завтра грех. А сегодня можно. И даже нужно, — рассмеялся Егор. Подумал и протянул флягу мастеру: — Вот, держи. Ты мне подарок к Рождеству сделал, и я тебе. С наступающим, Кривобок. И помни, я на тебя надеюсь!
Во дворе уже полным ходом шла предпраздничная суета. Девки щипали гусей и кур, холопы украшали крыльцо и стены, рассыпали на утоптанном дворе свежее сено и солому, расставляли по углам снопы ржи и ячменя, чтобы привлечь в дом достаток. Подготовкой к празднику увлеклись даже ватажники и, переодевшись во все чистое, помогали вязать на перилах ленточки, раскладывать лапник, лепить из снега сторожей.
Веселая Елена встретила мужа сразу за воротами, поцеловала, закружила и шепнула в самое ухо:
— Я все придумала!
— Что?
— Как нам добиться признания от Василия, — широко улыбнулась она. — Потом расскажу. Не сейчас. Ныне надобно овец блинами покормить!
Своей идеей княгиня поделилась только поздним вечером, когда супруги, потушив свечи, устало лежали в постели.
— Знаю я, что делать, — распластавшись на Егоре, словно на тахте, сказала Елена. — Деревни нужно дальние от Москвы разорять. Грабить, жечь, смердов побивать.
— Зачем? — не понял Егор.
— У великого князя средь челяди не токмо Нифонт наш поганый прячется. К нему еще и царьки всякие татарские из Орды бегут, и бояре с княжичами литовские. Кто от гнева господина укрывается, кто с родичами в ссоре. Они по большей части при троне стоят, они и в походы ходят. Супротив Орды или Литвы беглецы сии отправятся с удовольствием, дабы за обиды старые отомстить. А ради крестьян простых носы в лесах морозить поленятся.