— Каково ваше желание? — спросил Дмитрий Михайлович.
— Надобно избрать на царство Михаила Фёдоровича Романова, — таков был ответ. — Он всех ближе по родству с прежними царями.
В этот же момент со свитком вышел и донской атаман.
— А вы, казаки, о ком просите? — спросил Пожарский.
— О природном царе Михаиле Фёдоровиче.
Это было неудивительно: ведь казаки неистово ненавидели бояр и незнатный Романов им был больше по сердцу. Мнение казаков, представлявших в тот момент значительную силу в государстве, стало решающим: весь собор высказался за избрание Михаила Романова. Затем все выборщики разъехались по своим городам, чтобы утвердить решение собора.
Двадцать первого февраля, в первую неделю Великого поста, был последний собор, где каждый чин подал письменное мнение об избрании государя. Все они были сходными и указывали на Михаила Фёдоровича.
В этот же день на Лобное место вышли рязанский архиепископ Феодорит, Новоспасский архимандрит Иосиф, боярин Василий Петрович Морозов и... троицкий келарь Авраамий Палицын, который, как всегда, вовремя переметнулся на сторону сильнейшего, уже прочно забыв о прежнем своём благодетеле — Дмитрии Трубецком.
— Кого хотите в цари? — спросил Морозов у москвичей, ещё не сообщая решение собора.
Мнение было единодушным:
— Михаила Фёдоровича Романова.
В эти же дни в Москву были вызваны Мстиславский, Воротынский и другие старшие бояре. Поначалу они и слышать не хотели об избрании незнатного Романова. Мстиславский заикнулся было вновь о поисках чужеземного претендента, но гнев собравшихся был так велик, что он испуганно смолк. В этот момент Воротынский наклонился к уху старика:
— Слышь, Фёдор Иванович! Мишка ведь молод и глуп. Нам при нём вольготнее будет.
Это соображение победило, и «верхние» бояре дали своё согласие.
Приняв окончательное решение, собор снарядил делегацию для приглашения Михаила на царство. В Кострому отправились архиепископ Феодорит, всё тот же вездесущий Авраамий Палицын, архимандриты из Новоспасского и Симоновского монастырей, протопопы кремлёвских соборов, бояре Фёдор Шереметев и Владимир Бахтеяров-Ростовский, окольничий Фёдор Головин, дьяк Иван Болотников, стольники, стряпчие из дворян московских, дьяки, жильцы, дворяне и дети боярские из городов, головы стрелецкие, атаманы казацкие, купцы и других чинов люди.
Вожди ополчения, которым, казалось, надо было возглавить посольство, остались в Москве: в любой момент можно было ожидать нападения и с севера — шведов, и с запада — поляков, и с юга. Там, в Астрахани, обосновался Заруцкий, лелея мечту создать собственное Астраханское царство. Да и в самой Москве дел было невпроворот: надобно было привести в порядок церкви и дворцы в Кремле, надобно было сыскать необходимые к коронации средства. Не было и царских регалий; напрасно несколько раз водили к пытке Фёдора Андронова, тот отнекивался; так было и решили, что все царские венцы похищены. Но тут нежданная радость: когда был избран новый государь, к Пожарскому пришёл старый царедворец Никифор Васильевич Траханиотов, поведавший Пожарскому, что, когда Шуйского подвергли насильному пострижению, ему удалось под шумок унести царские регалии — шапку Мономаха, бармы, скипетр и державу и спрятать у себя на подворье. Не раз дьяк подвергался смертельному риску, когда поляки устраивали по московским дворам повальные обыски в поисках ценностей, да Бог миловал.
Тем временем посольство прибыло в Кострому и нашло царя с его матерью в Ипатьевском монастыре. 12 марта, после обедни, двинулось из Костромы под колокольный звон торжественное шествие с хоругвиями и иконами. Марфа с сыном вышли навстречу, однако, узнав о причине шествия, поначалу отказались идти в соборную церковь. Едва их упросили всем миром.
В соборе после молебна послы зачитали грамоту об избрании Михаила на царство и просили ехать с ними в Москву. Юноша в испуге отказался, Марфа Ивановна поддержала его. Она сказала, что «у сына ея и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем; он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди измалодушествовались, дав свои души прежним государям, не прямо служили». Марфа упомянула об измене Годунову, об убийстве Лжедимитрия, сведения с престола и выдаче полякам Шуйского и продолжала:
— Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирождённому государю государем? Да и потому ещё нельзя: Московское государство от польских и литовских людей и непостоянством русских людей разорилось до конца, прежние сокровища царские, из давних лет собранные, литовские люди вывезли; дворцовые сёла, чёрные волости, пригородни и посады розданы в поместья дворянам и детям боярским и всяким служилым людям и запустошены, а служилые люди бедны; и кому повелит Бог быть царём, то чем ему служилых людей жаловать, свои государевы обиходы полнить и против своих недругов стоять?