— Слушай, брат мой, иссяк я терпением и душу предчувствие мутит.
— Что случилось, Борисыч?
— В Москву хочу! Поедем, а? Нам же всё равно царю надо доложить, что привели девять тысяч россиян, спасли их от смерти.
— Так повод есть, отчего же не ехать! — загорелся Артемий. — Вот только коней бы свежих добыть.
— Иди к подьячему Тихону Ушакову, он славный мужик, достанет.
Мартовское утро было благодатным, с лёгким морозцем. И солнце всходило чистое, когда Михаил и Артемий покинули на выносливых ногайских скакунах Можайск, рассчитывая к ночи добраться до Москвы. Ровная, накатанная, покрытая снегом дорога и крепкие кони позволяли им это сделать, и они в едином устремлении мчались к своим близким. Лишь одну короткую остановку они сделали в Больших Вязёмах — поддержать коней, самим перекусить — и к полуночи доскакали до Москвы. Стражи в городских воротах не задержали Шеина и Измайлова, едва Михаил назвал своё имя.
— Москва приветствует вас, герои Смоленска, — сказал пожилой стражник. — Я ведь в десятом году стоял там…
Тёплые слова стражника согрели душу Михаила. Он подумал, что ему нечего бояться чьей-то немилости: он честно исполнил свой долг в Смоленске. И если бы… И тут Шеин споткнулся о последнее слово своей радужной мысли, и Артемий будто придержал его за спину, чтобы не упал.
— Это москвитяне встречают нас с душой. А бояре посохи на нас поднимут, им-то мы ненавистны.
И всё-таки Михаил и Артемий, хотя бы на время, избавились от душевных мук. Переправившись по льду Москва-реки близ храма Василия Блаженного, они разъехались в разные стороны. При этом Михаил сказал:
— Завтра ждём тебя со всем семейством на полуденную трапезу.
— А к царю ты с утра пойдёшь? — спросил Артемий.
— Чуть свет. Он рано просыпается. Мы с ним многажды встречались по утрам.
За Кремлем Измайлов повернул на Арбат, а Шеин двинулся к Рождественке. Ночная тишина огласилась цокотом копыт. Оба всадника погнали коней рысью. И вот уже в доме Шеиных зажглись огни, засветились окна, захлопали двери, послышались голоса, все обитатели дома спешили в трапезную, где престарелая мать и сын обнимали друг друга. А потом на груди Михаила застыла прибежавшая в слезах Мария. Подошла заспанная Катя, за нею стоял князь Игорь Горчаков. А с другого бока приближался сын Иван, и за ним шла его жена. Все обнимали Михаила, поздравляли с возвращением из «геенны огненной». Слуги уже накрывали стол, холопы бежали готовить баню. Весь дом пришёл в великое движение, и лишь внуки и внучка спали крепким сном. Михаил, расцеловавшись со всеми, попросил сына Ивана:
— Идём, покажи мне своих чад. — И повернулся к дочери: — И с тобой схожу посмотреть внуков.
Увидев в постели внука Сеню, Михаил почувствовал, как перехватило дыхание, как повлажнели глаза. «Сохрани его, Господь Милосердный», — помолился про себя Михаил. Он стоял близ спящего внука долго, пока не подошла к нему Мария и не сказала:
— Родимый, идём в баню. Она готова, и я тебя помою.
И Михаил впервые за долгое время улыбнулся.
— Спасибо, славная. Я тоже ждал этого часа.
Мария увела Михаила в баню. В предбаннике она сама раздела его. Её тёплые, нежные руки гладили ему грудь, спину. И сама она разоблачилась, повела Михаила в жарко натопленную баню. В руках у неё всё горело. Вот уже медный таз полон горячей воды, мочалка намылена. Мария смывает с Михаила застарелую, зимнюю острожскую грязь и старается, старается. Вот уже кожа скрипит под рукой, тело чистое. Мария окатывает Михаила тёплой водой и приникает к нему всем своим истосковавшимся телом. И он забывает свои годы, свою усталость, душевную маету, берёт её за талию, гладит высокие бедра, млея от нежности, поднимает её на руки, несёт на высокий полок, отливающий желтизной сосновых досок. И они ложатся на него. Головы положены на берёзовые веники — это не пугает их. Они сливаются воедино. Они молоды душой и телом и тешатся, как в былые годы, — им всё посильно.
Когда напарились, намылись, ублажили все свои желания, Михаил почувствовал голод до такой степени, что у него засосало под ложечкой. Мария быстро всё приготовила. Она давно предупредила слуг, чтобы принесли в предбанник яства и питье. Завернув себя в льняные полотна, они вышли в предбанник к столу, и на нём Михаил увидел всё, чего был лишён два года, что было обычным в прежние времена. На блюде лежали румяно поджаренные рябчики. Светилась нежная севрюга. Ароматом била в нос тушёная телятина. И посреди всего изобилия стояла братина с царской медовухой. Тут же был кувшин холодного брусничного кваса и горкой возвышался пшеничный хлеб свежей выпечки. И вот Михаил и Мария вдвоём за столом и могут любоваться друг другом бесконечно. Мария наполнила кубки, и они выпили за встречу. Мария тоже изрядно пригубила и знала для чего. Ей предстояло рассказать Михаилу многое такое, что на трезвую голову и не скажешь. Михаил наполнил себе ещё кубок.