— Целуешь ли ты крест на том, сын мой? — спросил Иов ломким от волнения голосом и дрожащей рукой протянул Борису крест.
Годунов поцеловал золотое распятие Иисуса Христа и, не сказав ни слова, повернулся и ушёл в монастырь. Поведение Бориса удивило Иова: оно было непонятно ему. Патриарх пожал плечами и подумал, что надо собирать Земский собор.
Государственный Земский собор удалось собрать только во второй половине февраля. В Москву съехались пятьсот избранных. Здесь можно было увидеть все слои населения Руси. Это были выборные чины боярского и дворянского звания, воеводы, духовенство, купцы, простые горожане и крестьяне.
Был Чистый четверг, и в десять часов утра в Грановитой палате Кремля патриарх Иов провозгласил начало заседания Земского собора. Последний подобный собор состоялся в Кремле тридцать два года назад, во времена Ивана Грозного. В прежние годы соборы открывали государи. На этот раз долг пал на первосвятителя. Иов вышел на возвышение во всём сиянии святительского одеяния. Многие архиереи знали, что патриарх ведёт свою речь «с кончика языка» — по памяти — и говорит при этом звонким и чистым голосом, долетающим до всех уголков Грановитой палаты.
— Россияне, почтенные выборные всей земли, соборяне, вам уже известно, что царица Ирина отказалась царствовать и ушла в обитель, — начал патриарх Иов. — Но будет вам известно, что на Руси есть муж, достойный быть государем. Это боярин, правитель Борис Фёдорович Годунов. И мы сказали Борису Фёдоровичу, что держава не должна сиротствовать, тоскуя без царя. Потому Русь ждёт вашего мудрого слова, соборяне, Вы, бояре, князья, дворяне, люди приказные, вы, архимандриты, святители, купцы и всех чинов люди державы, объявите нам мысль свою и дайте совет, кому быть у нас государем. Мы же, архиереи московские, свидетели кончины царя Фёдора Иоанновича, думаем, что нам мимо правителя Бориса Годунова не должно искать иного государя.
— Помните, мужи державные, что царь Фёдор перед кончиной одарил Бориса державной гривной! — возвысив и без того мощный голос, произнёс следом за патриархом митрополит Геласий. — Он вручил ему судьбу Руси.
После многих речений в пользу и против Бориса Годунова под сводами Грановитой палаты обозначился один чёткий и ясный ответ: «Пусть здравствует в нашей державе государем Борис Фёдорович Годунов!»
Взбунтовались из выборных только двое: московский митрополит Дионисий и его побратим по прошлой жизни в опричнине псково-печёрский архимандрит Антоний. Казалось бы, государство могло вздохнуть свободно: нет больше сиротства. Но Борис Годунов в который раз показал свой непредсказуемый нрав. Он приехал в Кремль поздней ночью после окончания работы Земского собора, вошёл в царский дворец, походил по нему, в тронном зале долго стоял возле царского трона и даже присел на него, но встал и пересел в простое кресло.
Михаил Шеин принёс ему кубок вина. Борис Фёдорович пригубил немного, спросил у Михаила:
— Ты всё ещё стольник?
— Да, государь.
— А я вижу, что ты вырос из этой одёжки. Да послужи пока, как служишь. И я в Новодевичьем пока погостюю. — Сделав глоток вина, Годунов поставил кубок на поднос и произнёс: — Ты завтра уведомь патриарха, что я был здесь. Да пусть меня проведает.
С тем и ушёл правитель через чёрный ход, где его ждал возок и три вооружённых монаха.
Утром, как и просил Годунов, Михаил пришёл в патриаршие палаты и рассказал Иову, что ночью во дворец приезжал Борис Годунов.
— И он там остался? — осведомился Иов.
— Нет, святейший. Но просил тебя сегодня к нему приехать.
— Господи, вразуми… Сердце вещает, что неспроста приезжал. Жди опять препон. — И патриарх попросил Михаила: — Скажи Николаю, сын мой, чтобы тапкану сей миг заложил. И ты со мной поедешь.
В пути Иов расспрашивал Михаила о том, как вёл себя во дворце Борис Годунов. Михаил ответил просто:
— Всё было достойно государя, святейший. Он посидел на троне, пригубил вина, осмотрел всё кругом и ушёл.
— Ох, не к добру это! — тяжело выдохнул Иов.
И впрямь вздыхал патриарх не напрасно. Когда Борис встретился с Иовом и сообщил о своём решении, того чуть «удар» не хватил.
— Повтори, что ты сказал? — через силу вымолвил Иов.
— Не суди меня строго, святейший, я сяду на трон лишь после того, как усмирю крымского хана Казы-Гирея. Да можно ли в такое время думать о венчании и пирах, когда на нас идёт коварный враг! — воскликнул в сердцах Борис Годунов.