— Доченьку тебе Бог пошлёт, ясочка. Такая сильная подрастать будет в утешение родителям…
Елизавета той порой захлопотала, чтобы стол накрыть, и послала слугу за Михаилом, который был на конюшне. Он прибежал довольно быстро, радостный, лицо сияет. Поклонился Катерине, обнял, к щеке прикоснулся, вместе с Марией привёл к лавке, обитой голубым бархатом, усадил, сам присел.
— Расскажи-ка, солнышко, как вы там с Сильвестром живёте-можете?
— Слава Богу, всё у нас ладком. Торговля идёт ноне хорошо, не бедствуем. Доченька растёт, ну вылитый батюшка. А к вам я приехала по неотложному делу. Послушайте меня со вниманием.
— К сказанному тобой мы всегда прислушиваемся, — ответил Михаил.
— Вот и спасибо. А скажу я о том, что в Вербное воскресенье посетил меня ангел Господень. Прилетел в полночь, и мы с ним побеседовали. И сказал он мне много чего такого, что от слов тех волосы на голове зашевелились. И вам это надо знать, чтобы укрепить дух, а не впасть в печаль глубокую. Помните, слушая меня, что у вас всё будет хорошо.
— Наберёмся мужества, солнышко, не бойся за нас, — молвил Шеин.
— Вот и славно. А сказал мне ангел Господень, что нынешним августом ждёт нас светопреставление. Грядёт кара Господня на русскую землю. В яркий августовский полдень наползут на град Москву и округу на сто вёрст тучи небывалые чёрные, закроют солнце, прихлынет холод и пойдёт снег до той поры, пока не укроет все поля и леса, сёла и деревни. Реки и озера закуёт льдом.
— И что же, всё погибнет? — зябко передёрнула плечами Мария. — Да за чьи же это прегрешения?
— Господь отметит грешников. Да пострадают тысячи невинных.
— Но что делать, Катерина? — спросил Михаил.
— Ты воин, и тебе одно остаётся: как в поле стоишь против врага, так и здесь встань, близких заслоняя грудью.
— Против врагов проще. Тут всё не так.
— Верно. Но у тебя в Суздале есть дом, вот и отвези не мешкая туда матушку и Машу. Ещё Измайловых возьми. А другого совета у меня нет. — Катерина помолчала, потом добавила: — Харчами запаситесь года на два. — И принялась оглаживать Марию. — У тебя всё будет славно…
Михаил и впрямь не стал медлить, поступил, как советовала Катерина. Отпросившись на службе, он увёз свою мать, Марию и мать Артемия Анну в Суздаль. Они поселились в новом доме и начали жизнь с того, что сделали хорошие запасы муки, круп и всего прочего из съестного, завели скотину. Проведя несколько дней в Суздале, Михаил с болью в сердце расстался с близкими, особенно с Марией. Два года жизни прошли у них в любви и радости, как один день, и вот, когда Маше осталось совсем немного до родов, он был вынужден покинуть Суздаль.
Ещё перед отъездом во Владимирскую землю думный дьяк Елизар Вылузгин, встретив Михаила в кремлёвском дворе, сказал ему:
— Слышал я, что ты в отъезд собрался, так долго не пропадай. Новая служба тебя ждёт.
— А где, батюшка Елизар?
— На порубежье. А большего пока и не знаю.
Вернувшись в Москву, Михаил Шеин был удостоен чести встретиться с царём. Борис Фёдорович ещё пребывал в эту пору в хорошем расположении духа. Миновали два года царствования, и он жил в умиротворённой державе. Благодушный царь разговаривал с Михаилом тепло, по-отечески.
— Я уже говорил, что тебе, Михаил, пора в рост идти. Потому поедешь в Пронск и встанешь полковым воеводой.
— Справлюсь ли, царь-батюшка? Полк — это не сотня ратников…
— Верю, что справишься. Да будешь ты там под началом большого воеводы, князя Тимофея Романовича Трубецкого. Он в Рязани стоит.
— Сочту за честь служить под его крылом, — Михаил с облегчением вздохнул.
— Как за каменной стеной за ним будешь. — Помолчав, Годунов спросил: — Слышал ли ты что-нибудь о житье Катерины и Сильвестра?
Михаил не счёл нужным скрывать что-либо о своих друзьях.
— Лавку они держат на Пречистенке. Узорочьем торгуют. И Господа Бога молят о милости к россиянам.
— Ох уж эти ведуны, всегда что-то вещают, — рассердился царь Борис Годунов. — Да будем надеяться, что Господь защитит нас от напастей. Ты-то им поверил?
— Да, государь.
— Ну, вольному воля.
Провожая Михаила Шеина, Борис Фёдорович смотрел на него с чувством доброй зависти. Бог не дал государю ни силы, ни молодецкой стати, потому он всегда завидовал таким россиянам, каким был Михаил Шеин. Ещё при царе Фёдоре он вместе с ним старался принимать на службу таких приметных отроков, какими были Шеин, Скопин-Шуйский. И с царём Фёдором у Годунова не было расхождения в этом вопросе. Оба они любили видеть во дворце красивых и сильных служилых вельмож. Оттого и расставался царь Борис со своим служилым человеком с грустью: всё-таки благо Руси было для него превыше всего.