— Умеешь ты ободрить товарища. Увы, в такой махровый демократизм даже либералы не поверят. Один парад восемьдесят шестого года на Первомайские праздники в Киеве достаточно вспомнить. Когда радиоактивное облако, мать городов русских, как раз накрыло… Эх, глотнуть бы сейчас чего-нибудь. Тонизирующего…
— Чаю хочешь?
— Чаю?! — Я чуть лезгинку не станцевал. — У тебя есть чай?
— Ну да… Полная баклажка. А что, разве я о ней не упоминал, когда снарягу пересчитывал?
— Да какая разница… — заторопил я Шведа, почти вырывая у него из рук армейскую фляжку. — Вода, молоко, квас, мед и пиво — это здорово. Все натурпродукт и без ГМО. Но если бы ты знал, как по утрам хочется кофе. Ну или хотя бы «Чайковского» хлебнуть.
Я свинтил крышечку и с удовольствием, взахлеб стал глотать вожделенную жидкость, которая только в этих экстремальных условиях и могла сойти за чай. А так — классический одесский настой кипяченой дождевой воды на прелой индийской соломе.
— Ностальгия замучила, — с пониманием оценил мои действия Николай. — Чтобы эту бурду вот так же душевно употребляли, я только раз видел… Когда источник простреливался. А солнышко никого не щадило.
— Да, — оторвался я от баклажки и потряс ее возле уха, на предмет определения полноты. — Я ту засаду помню… Но тогда нас всего лишь жажда мучила, а сейчас — будто привет из дома получил. Жаль, надолго не сохранить, прокиснет.
— А помнишь, как ты наблюдателем за самолетами был? — поддался воспоминаниям Николай.
— Еще бы.
Николай вспомнил случай, произошедший на учениях. Я тогда подбивал клинья к одной вольнонаемной молодой бабенке из кухонной обслуги. То ли разведенке, то ли попросту — морально неудовлетворенной жизнью. Собственно, да какая разница парню в девятнадцать лет? А она с целью подогреть солдатские чувства и для нейтрализации воздействия бром-компота регулярно снабжала меня самогоном. Раз в три-четыре дня передавая за ужином полную баклагу. Нам тогда, ввиду эпидемии дизентерии в округе, запретили пить сырую воду, а только «соломенный» чай. Поэтому баклага у пояса никого не напрягала.
Учебную тревогу объявили сразу после ужина. В общем, все как всегда. Получили оружие, попрыгали, построились, погрузились, выехали, выгрузились, пробежались… Рутина. И вспомнить нечего, если б на привале ко мне не подошел комбат и не попросил хлебнуть чайку.
Я попытался съехать, объясняя, что чай вчерашний. Типа не поменял, хотел с утра свеженького. Но майор заднюю не врубил. Пришлось подать ему баклажку.
После первого глотка комбат замер, глядя на меня поверх емкости, как в прицел… Я аж вспотел. Секунды в минуты вытянулись. Потом майор хмыкнул и так присосался, что только забулькало. Думал, до донышка вылакает. Нет, оставил… И не только оставил, но и мне предложил глотнуть. А потом назначил наблюдателем за самолетами. Это когда все роты ползают и носятся в ОЗК и противогазах по пересеченной местности, а ты сидишь под деревом и примерно каждые пятнадцать минут орешь на весь полигон: «Воздух!». Главное не заснуть…
А утром, когда посылали машину в часть за завтраком, комбат отправил меня с кашеварами, шепнув, что если сегодня, да и завтра тоже, чай будет не хуже, то самолеты условного противника станут моей личной заботой до конца учений.
Такая вот история…
«Ну-ну… Сегодня на Патриарших прудах тоже будет интересная история…» — хихикнуло мое подсознание, намеренно приводя, не так чтоб очень к месту, но и не просто так, одну из самых опасных цитат всей современной литературы.
— Дохлятиной воняет, или мне кажется? — спустя пяток-другой минут неторопливого передвижения по прежнему азимуту спросил Швед.
— Да, что-то в лесу сдохло, это точно, — подтвердил я. — Аромат еще тот.
— Что-то… Аромат… — проворчал Николай. — Умеешь ты слова выбирать. Да тут целое стадо слонов… — Он неожиданно замолчал и какое-то время шел молча. Потом хмыкнул: — Вот засада…
— Где? — Я развернулся, готовясь к бою, быстрее, чем осознал, что тон не тот. И Швед, шагая сзади, не может заметить опасность раньше меня.
— Ты чего, Влад? Померещилось что-то?
— Не понял? Сам же сказал: «засада»! — возмутился я.
— A-а, не, это я о слонах…
— Каких еще слонах? — Непонятка возрастала.
— Влад, очнись… — помахал ладонью у меня перед лицом Николай. — Мы о чем только что говорили?
— И о чем же?
— О слонах, е-мое!.. — возмутился Шведир. — Я как раз хотел сказать, но не знал как… Понимаешь?
— Ни фига не понимаю! Что сказать? Объясни толком!
— Да как же я объясню, если не знаю, как сказать? Ведь о слонах не говорят: склеил ласты или отбросил копыта.
— Вот ты о чем. — До меня наконец-то дошел смысл проблемы Николая. — В этом случае слон втыкает бивни.
— Это как?
— Умирая, он падает на колени, опускает голову, и под ее тяжестью бивни втыкаются в почву. Так он и стоит, как памятник самому себе, пока трупоеды не подсуетятся.
— Красиво… — оценил мою байку Швед. — Хорошо иметь образованных родителей. Иной раз и сам за умного сойдешь. В лесу воняет так, словно тут целое стадо слонов свои бивни провтыкало.
— Повтыкало…
— Да какая разница. Воняет одинаково. Хотя мне кажется или стало еще острее? Даже в глазах щиплет.
Тошнотворный запах и в самом деле заметно усилился. Ощущение самое мерзопакостное. Кто имел дело с разлагающимися остатками плоти, те знают. А тем, кто только читал или слышал о подобном по телеку, и объяснять нет смысла — все равно не поймут. Деревья и те скрутили листву в трубочки, словно в них завелись гусеницы листовертки, уменьшая площадь поглощения трупного смрада.
— Ну значит, мы на верном пути, и цель близка. Штамп, конечно, но как, по-твоему, должно пахнуть преддверие в Инферно? Шашлыками, водкой и сиренью? Сероводород, батенька. Зато понятно, почему эльфы за нами не увязались. У этих аристократов обоняние наверняка гораздо чувствительнее. Как и то, почему у них такая неприязнь к гоблинам. Вот что бы ты, к примеру, сделал с соседом, который выгрузил бы тебе машину навоза прямо на цветник перед крыльцом дома?
— Сначала морду набил, — не задумываясь, ответил Николай. — А потом… магарыч поставил. Навоз нынче в цене. Люди скотину держать не хотят, хлопотно. А без навоза на грядках ничего, кроме ГМО, не растет.
— О второй части твоего взаимодействия с хулиганом промолчим, хозяйственный ты наш, а первая — явно имеет хождение и здесь. Посчитав, что это именно гоблины в их любимом лесу нас… нагадили, эльфы и начали войну. И пока с подачи длинноухих все вокруг мутузили друг друга до полной и окончательной победы одного строя над другими струями, Инферно укрепляло свои позиции. Ну а нам с тобой, Швед, предстоит оказать братским народам гуманную помощь в ликвидации очага заражения.
— Медаль дадут?
— О чем ты, брат? Я от них и так уже пару деревень авансом получил! Запамятовал, что ли? Так что не бедствуем… Деревенька на прокорм — это понадежнее любого пенсиона будет.
— А чего ждем? — оживился от столь приятного напоминания о неотвратимости вознаграждения бывший прапорщик. — Особого приглашения? Противогазов все равно нет, подкрепления, как я понимаю, тоже не будет. О еде сейчас и подумать страшно… Вперед, Влад, за деревнями…
— «Ага, счас…», как ответил Кутузов Наполеону, когда француз кричал: «Выходи, подлый трус!». Осторожность, она хоть и не красит мужчину, зато позволяет сохранить популяцию…
— Нервничаешь?
Кто-кто, а Швед хорошо знал мои привычки. В частности, нервное словоблудие.
— Есть маленько… Кстати, ты обратил внимание, что чем ближе мы к объекту, так усиливается не только вонища, но и влажность?
— Если б она так не чавкала под ногами, может, и не заметил бы. Танки грязи не боятся. «Где бронепоезд не пройдет, не пролетит стальная птица, солдат на пузе проползет и…» А что?