И что ни говорите, потерять сознание иной раз бывает даже приятно…
Он сидел возле старого сруба, прямо на не остывшей еще после жаркого лета земле. Сидел, закрыв глаза и опираясь спиной на объект «И-4» — так огражденный родник обозначался на набросанной мне впопыхах схеме — почти сливаясь с очарованием осени. При этом явно желая быть замеченным. Но привычка — пуще неволи. Навыки, вколоченные в подсознание вражескими снайперами, не только не пропьешь, но и никакими щелоками не вытравишь. Он и не пропил. В последнем нашем рейде прапорщик Шведир погиб совершенно трезвый. Из-за чужой оплошности. Впрочем, ту растяжку и он бы не заметил.
Если б у бабки выросли… усы, стала бы бабка дедом. Чего теперь уж?.. Это только в моих похождениях для жизни появилось сослагательное наклонение, а в прежнем мире все случалось без вариантов. Растяжку мы не заметили, Швед мертв, я — условно живой. Пока. А то, что сейчас он сидит передо мной и по обыкновению жует травинку, так это ж здорово! Жизнь полна неожиданностей, и наплевать, что так не бывает! Я сам подтверждение совершенно противоположного. Если я здесь, а не в реанимации или морге после аварии, то почему Шведиру нельзя?
Или это опять проявились мои бонусные возможности? Так сказать, промежуточная награда за прохождение уровня.
— Чего завис? — жизнерадостно улыбнулся рекомый покойник, делая приглашающий жест. — Подходи ближе, не боись. Я не заразный…
— И тебе не кашлять, — пробормотал я не слишком внятно, но хоть с шага не сбился. А то уж совсем неудобно получилось бы.
— Думаешь, я твой глюк? — еще шире улыбнулся «Швед».
Не выдержав столь оживленной артикуляции, травинка выпала у него изо рта, тем самым разорвав кокон наваждения.
Плевать, я не прокурор, чтоб выяснять, что, откуда и почему. Не помню, кто сказал: если что-то выглядит, пахнет и на вкус не отличается от колбасы — значит, это и есть колбаса. Сравнение далеко не этичное и ни разу не политкорректное, но именно в эту минуту мне вспомнилось то самое кольцо домашней колбасы, которую Мыколе Шведиру к большим религиозным праздникам присылали из родной деревни. Сырокопченая, начиненная крупнорублеными кусками свинины, почти без специй, но с запредельным количеством чеснока, о своем присутствии в посылке она заблаговременно оповещала весь личный состав, находящийся в подветренном секторе, с расстояния в пару километров.
— Думать положено тому, кто звездочки на плечах рисует, а наше дело строевым шагать.
— Ага, — хохотнул Николай. — Ты мне еще напой: «Выше ногу, папуасы, Кордашу нужны лампасы, а Хоме три звезды, остальное до…». — Потом пружинно вскочил и… протянул открытую ладонь.
— Здоров будь, Рак.
— Да пошел ты… — проворчал я в ответ, шагнул навстречу и со всей силы сжал товарища в объятиях. Аж хрустнуло. На ветку наступил, наверно… — Живой, чертушка…
— Как тебе сказать… — Швед не отстранился, но и значительных усилий в процессе обнимания не приложил. — Помнишь, куда меня? — Он демонстративно задрал подбородок.
Да, ничего не скажешь. Распоротое осколком горло чисто теоретически можно зашить. Но чтоб даже шрама не осталось? Так не бывает.
«Бывает, бывает!..»
— Ну и каков твой приговор?
Швед перетек чуть назад. Собственно, я и не удерживал уже, сосредоточившись на чистой, даже без царапин от бритья, шее товарища.
— Знаешь, Мыкола, — я был искренен, как на исповеди, — а мне это совершенно по бейцам. Главное, что ты здесь, рядом… Эх, жаль выпить нечего.
— Кто сказал? — усмехнулся Швед, не глядя протянул руку за спину и вытащил из прислоненного к срубу вещмешка обычную армейскую баклагу. — Забыл, с кем едешь? Дернем за встречу?
— Легко…
— Ну тогда чтоб наша доля нас не чуралась… Я первый, чтоб не подумал чего непотребного.
Швед ловко отвинтил крышечку и с наслаждением направил струю прямо в глотку. Только забулькало…
— Ух, хорош напиток!.. — довольно отер губы и передал фляжку мне.
— Чтоб лучше в мире жилось… — закончил я любимый тост прапорщика и уверенно допил то, что еще оставалось на дне литровой емкости.
Ну вот где он умудрился даже здесь первач достать?
Я чуток посидел с закрытыми глазами, переводя дыхание, и только минуту спустя вернулся к более прозаической, но по степени важности далеко не последней теме разговора.
— Слушай, Швед, а тебя ничего не удивляет?
— Вообще или конкретно? Потому как после воскрешения все остальное — мелочи. Согласен?
— Наверное…
И в самом деле, глупо говорить о кольчуге, мече или гоблинах, когда мы со Шведиром отмочили такое, что до нас только одному человеку удалось. Да и тот потом оказался Божьим Сыном.
— Ладно, проехали. Спрошу иначе. Ты тут именно меня дожидаешься или мы случайно на одной тропинке оказались?
— Не умничай, Влад. Меня же убили в прошлой жизни, а не контузили… — Швед нагнулся и сорвал очередную травинку. — Скажешь тоже, случайно… Это тебе, городскому, все зеленое — зелено. А я половины из здешних трав у нас дома не видел. Так что вывод прост: мы в другом мире. И если мы даже здесь оказались вместе, то вряд ли случайно.
— Вот только не надо, Мыкола, из себя смесь Лиденброка с Паганелем изображать. Я и так знаю, что хитрее хохла зверя нет. Колись по-доброму: кто и с какой целью тебя в засаду поставил? Или будешь петь, что у меня паранойя?
— Чуть что, так сразу хохол… — ухмыльнулся прапорщик. — А евреи на что? Где-то слышал умную фразу: «Если у тебя паранойя — это не значит, что за тобой не следят». Го-го-го!.. но ты прав, Влад. Я здесь, чтоб держать и не пущать. А также возвращать обратно заблудших…
«Бабушка, ты сюда не ходи, ты туда ходи… — насмешливо подсуетилась память. — А то снег — башка попадет, совсем мертвый будешь…»
— Интересно девки пляшут. Это что же у них там такое важное заныкано, что они, — я неопределенно покрутил головой, — сволочи, так подсуетились. Тебя из мертвых подняли и в охранение выставили?
— А что такое? — засопел Швед. — Тебя, значит, можно и после смерти эксплуатировать, а я — типа рылом не вышел? И потом, Влад, разве кто-то другой тебя, шального, остановит?
— Наверное, ты прав, — кивнул я. — Но на этот раз остановить меня и тебе не удастся.
— Уверен?
— Как в неизбежности рассвета. Слишком многие концы там завязаны… Жизни и судьбы человеческие. Так что извини, брат. В американских фильмах обычно прибавляют: «ничего личного», но тут другой расклад. Я очень даже заинтересован. Лично.
— Влад, — прапорщик понизил голос, — я не пугаю, но Устав караульной службы ты не хуже меня знаешь.
— Первый в голову, второй в воздух? — Я посмотрел в лицо Николаю и увидел там не только досаду и обиду, но и решимость. — А из чего стрелять будешь?
— Вот еще придумал… — Швед демонстративно засучил рукава. — Но задержание я проведу.
«Бить буду сильно, но аккуратно».
— Очнись, Мыкола. — Я отступил на шаг, разрывая дистанцию. — Это ж когда ты у меня хоть один спарринг выигрывал?
— А заодно проверим… — проворчал Швед, не позволяя мне уйти в отрыв, подшагиваясь следом, — ты это или кто другой в твоем обличье по миру шастает?.. — и тут же показал, что бросится мне в ноги. А потом продолжил движение…
Меч в рукопашной схватке явно лишняя деталь гардероба. Знал бы, что так обернется — отложил бы его в сторону.
Ножны всего чуть-чуть сковали движение, но именно этой доли секунды мне не хватило для сустепа, [2]зато оказалось вполне достаточно, чтоб пальцы прапорщика дотянулись до моих штанин. Те самые пальцы, которыми не слишком проворный Мыкола без особых усилий плющил автоматные гильзы. И борьба перешла в партер…
Минут через пять усердной возни в мой разум закралось подозрение, которое продолжало крепнуть с каждым новым приемом, проводимым Шведом. Он совершенно ничего не делал для получения преимущества, тратя силы исключительно для сохранения статус-кво.