Так я лейтенантом стал, да. А был рядовым.
Ого! Но между прочим, сейчас на плечах казачка были погончики с тремя латунными птичками — сержант. Или урядник, если по-казачьи.
— Ну-ка, ну-ка… Это как так у тебя получилось — из рядовых в офицеры, из офицеров — в урядники? — поинтересовался Мишка.
— Ну, это, здесь нет таких названий. Здесь я это, сержант. Ну, это, здесь военные звания.
— Так здесь получил или в войске своём?
— Ну, здесь присвоили, да, но тут не казачьи звания, а армейские. Дело-от было как? Когда формировали этот…. Это, батальон. И там начали, это, штаты сбивать. Меня — командиром взвода. Я ж с опытом. А командир взвода — значит старший лейтенант.
— А почему не просто лейтенант? Как командир взвода-то?
— Чё написали, то я вам рассказываю. Написали бы генералом, я бы сказал, что генерал. Я хоть и казак, но самозванцем быть неохота.
Ну, а люди-то тоже немножко завистливые, и всё такое прочее. Ну и немножко меня съели, разжаловали, через пять званий. И стал я сержант.
Да шут с ним, не в этом дело. Я сказал: «Ну и хрен с вами, сержант так сержант».
И мы сначала начали. Хрящеватое, помнишь, бомбили? Это в конце августа было. А последний бой у нас был — Луганский аэропорт. Это было 3 сентября.
— А там разве бой тогда был? Раньше было, а тогда, помню, вроде их просто покрошили… — заметил Алексей.
— Кого? Там били мы их етими, пушкими, по им.
— И эрэсами там всё накрыли… — подтвердил Злой.
— Ну, так и я про то! Вот наша батарея, наша батарея, лично по аэропорту выпустила, как нам командир сказал, 30 тонн снарядов, в тот день.
Ну а потом всё. Вся моя боевая деятельность закончилась, потом я домой съездил, опять потом сюда приехал, это уже в октябре. Вот. В сентябре уехал, в октябре приехал, а тут уже никаких боевых действий нет. Идёт формирование армии, вот.
— А чё ты про папаху заикался?
— Про каку папаху? А! Щаз же формируют вооруж… это, армию. Видишь, как нас всех одели. Мы уже не разно… это, не разнопёрстые.
— Так с папахой-то что за история?
— Ну, эта… Тут был щас парад. Смотрю — казаки идут. Ёлки-палки, думаю, надо же к своим попасть! Вот. И… Вот и подошли мы к комбригу. Так он лично разрешил папаху носить. Можно и в своём подразделении носить. А к казакам не отпустил, нет.
— То есть был ты на БТРе, на «Ноне», а сейчас кто?
— «Нонкой» я, это, управлял, когда мы били Луганский аэропорт. Щас я уже в третий раз зашёл. В третий раз зашёл… И щас я в РХБЗ. Ну, в общем, пока нас формируют, тренируют.
— А как так получается — то артиллерист, то пулемётчик, то вот «химик»?
— Понимаете, я же всё в добровольном порядке. Куда меня пошлют, туда я и иду. Вот как у нас было в лагере? Ты кем на грожданке был? Трокторист. На танк! Ты кем был? Водитель. На БТР. Кем был? Никем не был. Иди в пехоту. Вот и всё распределение было раньше.
И второй раз было так же. Но во второй раз меня тут уже знали. Что я не сильно плохой человек. Меня хоп — командиром расчёта поставили.
Ну, чё ещё рассказать? Вроде больше нечего рассказать. Вот на Новый год хочу домой съездить, к детишкам.
А третий раз, опять же чё хочу рассказать. Когда я сюда приехал, это, в первый раз, там это, жена говорит, чё надо сделать, когда вернёшься. А мне комбат дал телефон поговорить. «Ладно, — говорит, — до успокой ты свою жену. Вам ещё деньги будут плотить». Я: «Каки деньги?». «Какие-какие… Жалованье положенное. Мы ж теперь армия!». Да ничё себе! Ххе!
Ну, я этой сферы, конечно, не знаю… Это другие люди, там, из Чечни или афганцы… Они всю эту кухню-то знают. Это я ничего не знаю! Вот и удивился: так тут ещё и деньги плотят? О-о, да шо ты! Хха! Мы там уже… Ну, а теперь контракт подписал. Щас вот нам, щас же армия, да?
Алексей переглянулся с Юркой. Похоже, у них были одинаковые мысли. Хороший, трудящий дядька, исполнительный и умелый. Вот бы его как-то к себе перекинуть, в роту. Да и понравился, что уж там. Непосредственностью этой своей, что ли… Или этим простым, ровным отношением к войне, в глубине которого ровно ясно тлеет уголёк справедливости, сочувствия, желания биться со злом, воплощённом в данном случае в зверином украинском нацизме, сжигающем людей заживо…
«Вот он, воин империи, — подумал тогда Алексей. — Живая связь между прошлой и будущей страной. Без рисовки, без глянца. Просто душой, просто за справедливость, просто против неволи под маской интересов якобы нации…».
— Деньги платят. И то хорошо. Я уже отослал домой-то, так Оксанка за свет заплатила и пацану ботинки купила, — рассказывал, между тем, казак, словно бы подтверждая, что высокое и бытовое вполне уживаются в нынешней борьбе за империю — о которой, правда, мужичок этот уральский наверняка и не думал. — Во-от… Значит, отослал деньги Оксанке. Так она, жена, там уже — окошки пластиковые вставлять, рада, вот… Ну, это нормально же.
Как дальше будет, я не знаю. Щас же каждый раз новый контракт. Но опять же гляди ещё. Если бы, там, был контракт, как в российской армии… Я, там, с одним разговаривал, он говорит: «Я вот, допустим, если отслужу, уже знаю, где мне дадут квартиру. Или, допустим, меня убьют — я знаю, что мою семью не бросят. Льготы будут. А здесь что?».
— Но деньги ведь платят?
— Ну, знаешь, чё тебе скажу — пускай там 15, 20 тыщ, но если сравнивать с человеческой жизнью, это копейки. Человеческую жизнь во скоко, там, оценишь? Она неоцениваемая! В общем, деньги против жизни — ничо вообще! Ради них, что ли? Да тьфу!
Но российское государство, оно же заинтересовано. Оно заинтересовано, чтобы не было фашистов. И тоже я когда сюда ехал, то с той целью, чтобы здесь людей не жгли. Это была первая цель. А то, что тут финансовая, там, — это уже на втором плане. А то что ж получатся: наши деды с ними, с фашистами, воевали-воевали, а прошло 70 лет — опять с ними воевать! Опять началась эта заваруха с этой гнилой Европы! И если сейчас глубоко уткнуться в историю, наши деды смеялись над Гитлером — дескать, какой-то там алкоголик. А он показал вон всем, до Москвы дошёл. Если мы сейчас вот опять будем, как говорится, на это рукой махать, то они и до России доберутся, эти фашисты! Так что тут надо наводить порядок, чтобы не было здесь фашизма. Или я не прав?..
Да, вот это наш человек, решил тогда Кравченко. Прав ты, дядька, на все сто прав! Не за деньги мы тут — они просто подспорье, чтобы было на что жить! Мы тут вот за этим — чтобы не пришли фашисты в наш дом и не стали нас жечь заживо только потому, что мы не разделяем их гнилых убеждений! Не нужна нам Украина, даже Донбасс нам не нужен — географически, имеется в виду. Но нацизм, фашизм, этот вонючий западный либерализм, порождающий вечно и нацизм, и фашизм, — они тянут лапы свои к людям поверх всякой географии!
Вот сегодня загадили мозги многим украинцам, которые нашли себе убежище от всех проблем в лозунге «Украина понад усе!». И пошли они убивать других людей, которые отказались жить под этим лозунгом. Не на Украине отказались жить, нет! Под фашистскими порядками, даже под лозунгами не захотели существовать. А завтра где эта гадость всплывёт?
И вот они, такие вот казачки, от сохи да от детей своих пришли сюда защитить этих людей, защитить их от фашизма. Который, как и прежде, как и всегда, вновь показывает, что он — прежде всего, смерть. Смерть несогласным, тотальная промывка мозгов оставляемым в живых, закабаление в результате целого народа в угоду и пользу олигархов. Чтобы те под лозунгами нацизма для народа могли счастливо грабить этот народ, а тот пел бы ещё и осанну своему фашистскому поработителю…
В общем, Кравченко сделал всё возможное, чтобы забрать к себе казачка Еланца. Вымолил содействия у Сан Саныча, пил коньяк с командованием, поднимался до самого штаба корпуса — выцарапал. И ни разу не пожалел о том.
Вот такой боец сидел сейчас вместе со Злым через проход между столами и усиленно делал вид, что он совершенно гражданский мужик. По мнению Алексея, никто в том и не сомневался. Вот Юрка Семёнов — тот да, тот даже в гражданке внушал впечатление. Женщинам прежде всего. Но сейчас он несколько сжался, расплылся на стуле, изображая если и ополченца, то напившегося в увольнении уже с утра. Ну, то есть гуляющего, следовательно, со вчерашнего дня как минимум.