А командир что… командир не знал, как сказать про их отношения с Настей. И говорить ли вообще. В конце концов, это было её решение. И, может быть, пусть она и разбирается со своими любовниками?
Но Алексею такая мысль показалась гнусненькой. Трусливой. В конце концов, это его косяк. И надо разрулить его самому.
И он бухнул:
— Давай, Юрик, накатим ещё по одной. А то я тебе сказать должен кое-что, после чего ты… в общем, может, уже и не захочешь со мной выпить…
Глупо сказал. Но уж как получилось.
А Злой подобрался:
— Чё-та с трудом представляю, командир… Что случилось?
В общем, рассказал Лёшка. Как получил то ли совет, то ли команду переночевать у Насти, что выпили с нею, что потом само как-то вышло, что… В общем, вышло. Сам понимаешь…
Юрка слушал мрачно. Помрачнел и Еланец.
Вокруг веселился народ, нагоняя пропущенное вчера. На стене в телевизоре о чём-то стонала какая-то певичка, сопровождаемая бегущими титрами с призывами к знакомствам разной степени лёгкости. В проёме между залами стояла официантка Юлия, оглядывая свою жующую паству. Всё было хорошо, правильно.
Всё было плохо.
— Знаешь, Буран, — наконец, сказал Злой. — Не то огорчает, что вот так вот ты переспал с моей девушкой. Что мы, Настю не знаем? Она сама выбирает. И оно понятно было сразу, что меня она так, на время выбрала. На посмотреть, можно сказать. И чтобы тебе досадить. Но…
Он замолчал.
Еланец длинно вздохнул — видать, вспомнил своих трёх жён, бывших и нынешних.
Алексей молчал. Он не знал, что говорить.
— Ну, то есть, сразу видно было, что на тебя она запала. Но ты с Ириной, вот она и… — проговорил Злой, вертя рюмку в пальцах. — Но не в том дело…
Наследие Ященко определённо заразительно для всех членов его команды!
— А в том дело, — продолжал Юрка, — что рассказал ты мне о том.
Алексей поднял бровь.
— Так-то оно ладно — перепихнулись и всё. Не жена, чай, мне Настя, — Злой прокашлялся. — В том дело, что важно это для тебя оказалось. Ты ж не просто извинился, ты же сейчас тему закрыл. Ты так сказал, что, получается… Получается, что забираешь ты девушку мою у меня.
Кравченко попытался сделать отрицательное движение, но был остановлен резким жестом товарища.
— Если бы она сама мне сказала, — продолжил глухо Злой, — дала от ворот поворот, то был бы один расклад. Ну, понравился, потом разонравился, другой понравился. Не жена, говорю же. Но тут сказал ты. И так сказал, что понятно всё, в общем, Нет, ну, не удержался — понятно. С такой девушкой в одной комнате переночевать и удержаться невозможно. Но ты, получается, не разок не удержался, а вот так вот взял и окончательно решил забрать её. А у тебя ведь и так девушка есть…
Юрка посмотрел на Алексея пусто. Отстранённо, как будто издалека. Как будто с дороги, по которой уезжает далеко и навсегда.
— И получается, Лёша, так, что забрал ты у меня мою девушку, у боевого товарища. Когда у самого есть. И получается, не от голода на бабу переспал ты с ней, а от любви. Да оно и заметно было, хотя бы даже по новогодней ночи позавчера. Совсем забрал, получается…
Еланчик, добряк Еланчик тоже сокрушённо вздохнул. По его лицу было видно, что он переживает за обоих.
— Слышь, Анатольич, — он чаще всего звал Юрку по отчеству, как и большинство других друзей и сослуживцев. — Ты не заводись тока. Мои-то бабы три знашь скока крови с меня попили! И всё через любовь ту. Я как от Ноташки-от ушёл? Ток всё то Анька створила-то. В голову вбила себе, что любит меня, да и пошло оно так-от. То в могазине прижмётся, то кудой пригласит, да бутылочку поставит. То я в ройон, ну, на автобусе, — так и она, это, дела там у неё находятся. А Ноташка-то злится, это, лютует прямо — да на меня всё. Ну, я так-то походил-походил, с казачками нашими бутылочку распили — да и ушёл от неё. Той, Аньке-то, и говорю: «Хочешь, чё ли?». А она: «Ребёночка хочу, да». А Ноташка моя биться к ней приходила, потом уже, когда разошлись. Да тока поздно было.
Это я, Юрко, чё сказать-то хотел. Это ты на комондира-то камня не держи. В этих делах завсегда те бабы сами всё решают. Мы, мужчины, то есть, слабы перед ними-то, ежели им в башку втемяшится выбрать которого. Не волен он был, думаю, Буран-от.
Немудрящим своим рассказиком — а может и добавил чего — Еланчик несколько разрядил обстановку. Да, в общем, так оно и было вчера — её была инициатива во вчерашнем, Настина. Но прятаться за девушку Алексей не хотел. Что говорить — сам был только «за». А уж после…
Юрка всё так же вертел рюмку. Потом скомандовал:
— Наливай по одной.
Всё же чокнулись, не стал Злой командиру своему бойкот устраивать. Но сказал, не поворачиваясь к Еланчику, а всё так же пристально-отстранённо смотря на Алексея:
— Да знаю, Витька, что бабы нас выбирают. Я об том же и говорил. Нет у меня зла ни на Настю, ни на командира. Но я, Лёша, не пойду с тобой теперь в ОРБ. Потому как… Всё понимаю. Но по факту ты у меня девчонку отнял. Уже одну за собой имея. Бабу-то я себе найду ещё. Но одного боюсь. Боюсь я, Лёша, что на выходе, в острой какой ситуации, влетит в голову мысль лишняя, — и пропущу я момент, когда тебя подстраховать нужно будет. Не потому, что нарочно, а замешкаться она меня заставит, мысль та. А я того не хочу, чтобы тебя из-за меня завалили…
И вот сейчас Алексей — всё ещё ощущая тот холодок, который прополз по спине, когда Юрка вот, так, отстранённо, как по чужому или мёртвому, сказал те слова, — смотрел на Настю, не врубаясь до конца в смысл ею произнесённого.
— В смысле? — это он и озвучил.
Настя пожала плечами:
— В том и смысле. Ты там гулял где-то, пил, ни разу даже позвонить не удосужился… А теперь пришёл — «Здрассьте, какие планы на вечер?». А кто тебе вообще сказал, что мои планы с тобой должны быть связаны?
Кравченко продолжал глядеть на неё в тяжком непонимании.
— Настя, ты чего? — наконец, спросил он. — Не звонил потому, что некогда было. Вчерашние мои злодеи снова проявились, отбиваться пришлось. Потом заказчика их нагибали. Потом организатора. Бился, как рыба об колесо…
Шутка не прозвучала.
— Ага, дай-ка догадаюсь. А потом отмечали победу с дружками, ага? — хмыкнула пренебрежительно девушка.
Алексей прокашлялся.
— Слушай, ты это… Ты прикинь, что у нас за разговор такой! Ты мне как сварливая жена выговор делаешь. Может, сковородкой ещё по лбу?
Эта шутка тоже не задалась.
Настя прищурилась.
— Нет, сковородкой — нет. Я же тебе не жена. Я для тебя так — вроде консьержки в гостинице, где ты на ночь остановился. Полный пансион, да между делом её трахнуть можно. А наутро забыть. Чего уж там прислуге какой-то звонить…
Блин, ошизеть! От кого-кого, а такого во всех обстоятельствах самостоятельного котёнка Алексей никак не ожидал таких высказываний! Не, ну точно! — Светка, жена, когда он вот так же забывал позвонить, когда задерживался! Был за ним такой грех, каялся в нём Кравченко не раз, в том числе и перед самим собой, но потом всё возвращалось на прежнюю колею. Но то Светка! Домохозяйка классическая провинциально-московская. Со всеми достоинствами и печальками. А эта-то! Боевой Кот женского рода!
— Что, в точку попала, раз молчишь? — принялась вонзать в него когти «боевой кот женского рода». — Давай, оправдывайся!
В Алексее начала подниматься злая тёмная волна. Но он ещё попытался — фигурально — примирительно поднять руки ладонями вперёд.
— Оправдываться не могу: не в чем, — проговорил он, пытаясь улыбнуться. — Сама же заешь: никому не звонил. Было некогда. Там Ирку в заложницы взяли, надо было освобождать… Потому и спросил про вечер, что хочу… это, загладить…
— Ах, И-ирку… — протянула Анастасия. — Ну, если Ирку — тогда ладно.
Должна же она спросить: что и как? Как это случилось? Что с Иркой?
— Ну, так на вечер у меня планов никаких, — почти беззаботно пропела Настя. И добавила резко: — С тобой!
Стало больно. Спиртной ли дух в голове подействовал, уютно плававший ещё в голове, общая ли усталость от длинного и тяжёлого дня, вместившего хренову кучу событий и эмоций, нежданная ли эта агрессия со стороны Анастасии, — но возникло ощущение, будто его сдавило внутри в огромном кулаке и одновременно затрясло. Алексей смотрел на её лицо, успевшее, оказывается, стать дорогим, и чувствовал, будто его трясёт током…