Он увидел и их обустроенные дома, дворы и огороды. Видел он и эти крохотные искусственные водоемы, всегда заполненные колодезной или дождевой водой. С желобов крыш таких домиков аккуратно разветвлялись водоводы, отправляющие небесную жидкость строго по назначению – в арыки. Голод заставил людей думать и готовиться ко всяким неожиданностям на будущее. Засухи в Поволжье не так уж и редки.
Но следует назвать и третью причину голода. В это время все еще продолжалась Гражданская война, и армию надо было кормить. По заданию Совнаркома в провинциях стали формироваться продотряды для проведения продразверстки. Цель у них была одна – отбирать у и без того нищих крестьян так называемые излишки хлеба. Но скоро продотряды стали безжалостно отнимать и другие продукты (картофель, масло, молоко и т. п.).
Огромные крестьянские массы остались не только без посевного материала, но и без текущего пропитания, потому что продовольственные отряды подчистую выметали закрома. Крестьян попросту элементарно грабили, проявляя при этом грубые репрессивные методы. Люди умирали не только семьями, но и целыми селениями. Немногим удавалось преодолеть кордоны из заградотрядов и перебраться в другие регионы России.
О жестокости в действиях продотрядов сигнализировали вышестоящему начальству даже чекисты. Так, в докладной записке Особого отдела Саратовской губернского ЧК от 5 января 1920 года, отправленной в Москву, говорилось:
«При разверстке наблюдается множество недоразумений. Продотряды безжалостно выметают все до зерна, и даже бывают такие случаи, когда в заложники берут людей, уже выполнивших продразверстку. На основании таких невнимательных отношений к разверстке недовольство крестьянских масс растет. Нередко оказывалось, что сдано было все, даже семена для следующих посевов».
В результате этого головотяпства весенний сев был сорван. А осенью крестьянам пришлось вновь сдавать зерно по продразверстке. Обнищание, причем поголовное, покатилось колесом отчаяния и гибели по Поволжью. Александр видел своими глазами этих несчастных и нищих крестьян, как тени, бродивших голодными по пригороду Нижнего Новгорода…
Эти годы запечатлелись в цепкой памяти ребенка на всю жизнь. Говорят, он одинаково переживал за чувство холода и голода, потому что они, как считал Александр Алексеевич Шурепов, – вечные спутники хаоса и неразберихи в государстве.
Саша встал раненько утром. С другом Григорием, жившим по соседству, договорились порыбачить. Они встретились на перекрестке сельских улочек, что соединялись в проселочную дорогу, круто спускающуюся к речке Кудьме, которая пересекала и делила село, ставшее со временем пригородом Нижнего Новгорода, ровно пополам. Два закадычных друга договорились порыбачить. Снасти привычные – удочки. Удилища из лещины. Бамбуковые тогда были редкостью, не говоря уже о пластиковых. С бамбуковыми удочками красовались на рыбалке только люди побогаче и поопытнее.
Солнце еще пряталось где-то в восточной части горизонта, озаряя снизу часть неба лилово-малиновым светом. Холодные росы обжигали босые ноги ребят. Но скоро ступни адаптировались к зябким каплям, прилипшим к стреловидным кончикам поднявшейся за ночь травы. Особенно холодными казались кучерявые заросли спорыша, в которых росы было намного больше, чем на других зеленях.
Александр, долговязый паренек, самый высокий в классе, неожиданно спросил своего друга:
– Гриша, а червей живых прихватил? Надеюсь, не таких дохлых, как в прошлый раз?
– Нет, Саша, свеженьких подкопал…
– Я тоже… Кстати, взял на всякий случай каши и теста, – ответил Александр.
– Думаю, клев сегодня должен быть отменный – погода шепчет!
– Дай бог!
Спустившись к реке и облюбовав место для рыбалки, они тихонько примяли сухие стебли осоки. Получились удобные, чем-то напоминающие большие гнезда места для спокойной ловли.
У Саши было две удочки, Григорий всегда ходил к реке с тремя. Прикормив кашей рыбу в прибрежной глади водоема, ребята забросили удочки.
Пока Александр расставлял коробочки с наживкой, друг внезапно тихо проговорил:
– Сань, у тебя клюет…
Александр взглянул на то место, где мгновение назад покачивался поплавок одной из удочек, но его не оказалось на воде. Потом он вынырнул, постоял восклицательным знаком некоторое время, и вдруг белый стержень очищенного гусиного пера стал снова погружаться. Когда сигнализатор повело в сторону, Саша сделал легкую подсечку и выдернул из воды первый трофей – подлещика величиной с ладонь.