— Я действительно не могу. Альберт не переживет этой поездки. Пожалуйста, оставьте нас в покое — ему и так немного осталось.
— Альберт — это у нас кто?
— Это мой сын.
— Ясно. Ничего, переживет. Собирайтесь, давайте, не надо меня злить.
— Мама, это бесполезно. Все, что ты скажешь о причинах своего отказа, их не интересует, — раздался внезапно от двери детский голос. — Попробуй предложить им что-либо другое.
Голос был детский, но фраза могла принадлежать, скорее, взрослому, кое-что повидавшему в жизни человеку. Корбин медленно повернул голову. Возле дверей стояло кресло на высоких колесах, из тех, в которых обычно возят паралитиков, а в кресле сидел мальчишка. Обычный такой мальчишка, рыжий, только хилый очень.
— Альберт, иди в свою комнату…
— Нет, мадам, лучше пусть он остается. — Корбин встал, подошел к пацану, внимательно посмотрел на него. — Прим, глянь — с ним и вправду что-то не так, или придуривается?
Прим подошел, посмотрел… Для непосвященного это был просто взгляд, но Корбин-то знал, что сейчас Прим внимательно сканирует ребенка, буквально видит его насквозь. Наконец Прим повернулся к Корбину, посмотрел на него устало:
— Травма. Родовая, скорее всего. Поврежден позвоночник и… Впрочем, тебе это неинтересно. Общее состояние крайне плохое. Его мать права — эту зиму ему не пережить, в лучшем случае ему осталось два-три месяца. Если бы вовремя показали хорошему целителю — проблем бы не было, но сейчас…
— У нас не было денег, — в голосе леди Карины ощущалась застарелая боль. — Да и брата боялись — это ведь он…
— Что он? — Корбин внимательно посмотрел на женщину.
— Он меня ударил. Я была беременна, и…
— Сволочь. Что женщин бить нельзя он, конечно, был не в курсе. Хотя, зная его, это и неудивительно, — в обычно бесстрастном голосе Корбина звучали задумчивые нотки. — И что мне с вами теперь делать?
Прим внезапно резко отстранил Корбина, склонился над ребенком. Мальчишка вдруг дернулся и обмяк, а тело его выгнулось дугой. Мать бросилась к нему, но Корбин перехватил ее и держал так минуты две или три, пока Прим не распрямился, устало отдуваясь.
— Ф-фу-у-у… Не волнуйтесь, он ничего не чувствовал. И сейчас не чувствует — я отключил его сознание. Придет в себя через двое суток. Честно говоря, думал, что не получится, но вот…
— Да ты у нас гений, — безо всякого выражения отозвался Корбин.
— Да, наверное. В общем, технически он сейчас здоров, но на ноги пока не встанет — мышцы практически атрофированы. Необходимо хорошее питание, на первых порах массаж, ну и наблюдение у хорошего целителя, конечно. Думаю, мадам, вам сейчас это не потянуть, хорошие целители стоят дорого… Так что принимайте предложение графа — там вы хотя бы сможете это все обеспечить.
Женщина кивнула, но, похоже, ее мысли были заняты совсем другим. Никогда раньше Корбин не видел у человека таких счастливых глаз.
Уже во дворе, готовя портал в замок и все сильнее мучаясь от накатывающихся приступов головной боли (самогонка давала о себе знать), Корбин притянул к себе Прима и негромко сказал:
— Ты что наделал, гений ты наш? На фиг мне этот геморрой? Мальчишка умер бы через несколько месяцев, а сейчас он проживет какое-то время, создавая мне проблемы, как только подрастет и захочет вернуть себе Шлипентайн.
— Да брось, — отмахнулся Прим. — Проблемы ты решать умеешь. Проблемой больше, проблемой меньше… А пацана этого мне стало просто жалко. А особенно его мать.
— Ну и хрен с тобой, — махнул рукой Корбин. — Не буду я тебе больше морду бить, и не надейся. Только гляди, как бы потом не огрести от этого мальчишки по самое не балуйся — что-то мне подсказывает, что мы о нем еще вспомним. А еще я с этими розовыми соплями любимые тапочки сгубил…
С этими словами он шагнул в открывшийся портал, самый обычный, безо всяких спецэффектов.
А утром Корбина, мучающегося с похмелья, разбудил срочный вызов от Учителя.
Глава 18
Корнелиус
Тот, кто называл себя Корнелиусом Айнорским, напряженно всматривался через окно в залитый закатным багрянцем двор. Пальцы, вцепившиеся в подоконник, побелели, но он вряд ли чувствовал это. В окне, как в магическом зеркале, отражались маленькие фигурки, идущие по двору. Вот одна из них, в черной мантии, вскинув руки, сотворила заклинание, и посреди двора разверзся чудовищный портал телепорта — сотканная из черного дыма и смердящая мертвечиной воронка возникла прямо посреди двора. Другая фигурка в нерешительности застыла на полушаге, плечи были опущены, лопатки оттопыривали тонкую ткань куртки, дорожная котомка фактически тащилась по земле.
«Джуня, дочка, я вытащу тебя, дай только срок! Ты не умрешь, у меня есть еще время…» — так думал старик.
Джурайя бросила прощальный взгляд на окна его кабинета, и у мага неожиданно резко защемило в сердце. Некромант подтолкнул ее к жерлу воронки, последние лучи солнца окрасили черный дым багровыми сполохами… Багрово-черная воронка, некромант перед ней, все как тогда… И как тогда в воронке исчезает самое дорогое — то, за что не задумываясь он должен был отдать жизнь… А он опять не успел, как тогда…
Нет, не как тогда! Тогда счет шел на секунды, досадная оплошность стала страшной карой, он не успел, просто не успел… И об этом никто теперь не узнает… А сейчас у него есть время — не меньше недели. И он найдет способ спасти девочку, не причиняя ей душевной боли, не раня ее… Она не должна узнать ТАКУЮ правду, может быть, потом, позже… Но не сейчас.
А сейчас этот последний выкидыш древнего зла подталкивает ее в ту дверь, по другую сторону которой ее ждет только смерть… ПОДТАЛКИВАЕТ! Единый правый, она НЕ ХОЧЕТ ИДТИ!!! Одно его слово, и она могла остаться САМА, а он не смог подобрать этого слова! Опять не смог. Он еще успеет остановить ее, пусть в последний момент, но успеет!
Корнелиус рванулся к двери и тут же повалился кулем на пол… Острая боль обожгла грудь, перерезав пополам все его естество, в последней попытке встать он скреб скрюченными пальцами по паркету, оставляя ногтями борозды в мореном дубе, разум затуманился и наступила тьма…
…Конечно, Полин, а кто еще? Кто еще способен находиться там, где требовалось выхаживать, отпаивать, успокаивать? Она, лишенная всякой магии, всегда сердцем чувствовала разного рода неприятности. Вот и сейчас именно она нашла своего хозяина на полу его кабинета. По полу рассыпались сдобы, которыми она шла потчевать Корнелиуса. Переворачивая его на спину, Полин зычным голосом не переставая звала на помощь, и через несколько минут кабинет был заполнен птенцами и прислугой, все суетились, искали нужный эликсир, подкладывали подушки, наполняли донорской силой…
Когда сердечная боль отступила, Корнелиус выставил всех вон… Ему необходимо было думать, как поступить с некромантом, как вытащить Джурайю живой, а для этого требовалось полное уединение. Полин, поворчав, посадила возле дверей дворецкого и всучила неразумному хозяину в руки колокольчик. Если что — звякнет, кто-нибудь да услышит. (Дворецкий в это время усиленно кивал и клялся глаз не сомкнуть.) Он опять, слово за словом, проигрывал в памяти тот разговор с некромантом в этом самом кабинете каких-то пару часов назад…
— Ну здравствуй, старый враг.
— И тебе не болеть… Лучше просто сдохни.
— Ай-яй-яй, какие мы некультурные. Впрочем, чего еще ожидать от вас, западных варваров? Только и умеете, что мечами размахивать, да и то довольно посредственно. А стоит прийти к вам просвещенному человеку — и сразу начинаете хамить, потому что ничего больше не умеете.
— Вот и валил бы к себе, жил среди просвещенных, вроде тебя…
— Это ты зря, мальчик. Ты не обидишься, если я буду называть тебя именно так? Я ведь старше тебя лет на триста. Мое искусство позволяет жить неограниченно долго.
— Паук…
— Лайся-лайся. Да, чтобы жить, я беру жизни низших существ. Хочешь, и твою заберу? Не принимай гордых поз. Я ведь, хе-хе, вижу страх в твоих глазах. Тебе не защититься, если я захочу тебя уничтожить. Да, слабоват ты стал… Помнится, когда-то ты был почти равен мне… Так и не восстановился после нашей последней встречи? А ведь я тебя по-настоящему тогда опасался, быть почти равным Владыке Смерти — это серьезно. Но между «почти» и «равен» — пропасть, сам понимаешь. Так вот, мальчик мой, сильный и просвещенный сам выбирает, где жить и как, не спрашивая мнения быдла наподобие вас.