Вот разлетелся в кровавые клочья какой-то отряд стражников, и бегущие ворвались в городской парк. Мгновенно растеклись по расчищенным от снега дорожкам, среди деревьев и статуй. Подскочил Гуго, запалённо дыша.
– Плохо дело, Волк! Раненых много, да и убитые имеются...
Valle только дёрнул щекой, глядя чужими от усталости глазами, и стал открыватьвыход.
Глава 23
Если бы на следующее утро какой-нибудь волшебник, или на худой конец ветер, пролетали бы над величественными бескрайними лесами, заполонившими здешние края, то немного не достигнув Набатного кряжа, там, где среди засыпанных снегом деревьев, на небольшой поляне у скромного бревенчатого домика можно было бы наблюдать весьма странную картину...
– Быстрее! – ненавидяще отдал приказ находящийся в центре человек, кутающийся в чёрный плащ, хотя ему было явно жарко.
Стоящий на коленях мужчина в жалком рубище, отдалённо напоминающем рясу монаха, трясся словно в лихорадке. Его разум и воля, парализованные чёрным заклятьем некроманта, дрожали и вставали на дыбы, но не в силах были не повиноваться.
Пленник с ужасом глядел, как собственная рука с зажатым в ней кинжалом медленно поднялась, а затем с силой вспорола его живот. Кровь потекла по остаткам одежды, медленно образуя у колен алую, парящую на морозе лужицу. На совесть отточенное лезвие с лёгким хрустом пошло дальше, и вот перед коленопеклонённым священником прямо на утоптанный снег стала вываливаться нелепо смешная куча внутренностей.
– Ешь! – угрюмо приказал человек в чёрном, ощущая пляшущие вокрух незримые частицы праха. Словно пылинки, попавшие в луч света на тёмном фоне, они заструились невесомым хороводом. Постепенно выстраиваясь в безукоризненную золотистую спираль с запахом маттиолы, уходящую в никому неведомые, мрачные бездны человеческой души...
Пленник, в глазах которого начало плескаться безумие, покорно схватил что-то скользко-розовое и поднёс ко рту. По подбородку его, задвигавшемуся вверх-вниз, брызнули струйки крови.
Гуго, стоящий чуть сбоку, смотрел, будучи не в силах отвести глаза. С трудом разведя стиснутые желваками скулы, он хрипло выдохнул в морозный воздух.
– Седьмой... Уже седьмой из тех двенадцати жрецов...
Трент, мрачно глядя на пытку, глухо, низко, еле слышно зарычал. Он сделал шаг, оказавшись за спиной застывшего в трансе некроманта, и его кулак с силой врезал в нужное место на затылке. Чернокнижник, тихо охнув, осел, и прерванный обряд полетел вразнос.
Беззвучный серый вихрь взвился вокруг, подняв в горячий, струящийся ненавистью воздух жёлтый снег, разом обернувшийся пеплом. Чей-то грубый голос заревел так, что эхо отдалось до самых небес.
– Спасибо!
Изумлённые, забитые прахом глаза присутствующих увидели, как из-под земли вылезли тени. Стонущие, причитающие и жалующиеся на что-то, но от этого не менее грозные. Обернувшись могучими призрачными демонами, они разом впились бесплотными клыками в безвольно замершее тело святого брата. Раздирая не плоть его, но сердцевину, порождения зла мигом выковыряли лишённую защиты душу и с хохотом, кривляясь и приплясывая, утащили куда-то вниз.
И тут всё беззвучно пропало.
Иссен, стоя на краю поляны с натянутым луком, медленно ослабил тетиву, и только тут присутствующие заметили, что наложенная на оружие стрела оказалась эльфийской, с мерцающим вокруг наконечника серебристым сиянием. Смутившись вдруг, леани заботливо спрятал стрелу в особый чехол. Подошёл, как-то странно посмотрел на распростёртое в луже крови и внутренностей тело.
– Трент, добей. Раз уж разорвал обряд...
Гном угрюмо шагнул на деревянных ногах, чувствуя, как где-то внутри засела противная дрожь. Вопросительно глянул на Иссена.
Тот одной рукой указал на неразлучную гномью секиру, а другой чирнул себя по горлу и выразительно кивнул на ближайший свободный, торчащий из земли остро заточенный кол.
Уже шесть нанизанных на колья черепов весело скалились на окружающее, образовав вокруг охотничьего домика полукруг. Вокруг каждого вилась какая-то странная хмарь – вроде и нет ничего, а краем глаза нет-нет, да и заметишь некое суетливое мельтешение. Возле них на кольях покороче красовались красноречивые свидетельства от жертв, так сказать, рангом пониже – рыцарей да баронов из Царства Света, участвовавшие в том эпизоде, когда уничтожили город и замок. За каждым из них Valle вёл нешуточную охоту, между делом высвобождая пленных.
Трент молча размахнулся. Секира описала сверкающий полукруг, глухо хряснув в нижней точке, и голова святого брата, нелепо кувыркаясь, отлетела в сторону.
В это время лежащий без памяти некромант пошевелился. Гуго заботливо подскочил, помог встать на ноги. Гном, заметив это, швырнул под ноги своему барону секиру. Скрестив руки и понурив голову, неподвижно встал перед ним.
– Зачем? – только одно спросил Valle, ощупывая свой затылок.
Долго молчал Трент. Наконец угрюмо проронил.
– Негоже так издеваться над людьми... Хучь он был и святоша – похуже собаки, но не стоит так в чёрное уходить...
Брат Светоний почти кричал, позабыв про свой сан и почтенный возраст.
– Да это же хуже поражения! Мало того, что похищен весь золотой запас из кладовых Синода, так ещё и все наши стратегические секреты стали известны врагам Святой Церкви! Планы развёртывания войск, линии и сроки снабжения, списки и характеристики святых братьев как в войсках, так и работающих тайно! И пропал без вести брат Зенон!
Сын старого священнослужителя самым таинственным образом исчез во время боя и последовавшей за ним неразберихи. Среди высшего духовенства не было принято упоминать о кровном родстве, ибо «все мы лишь скромные слуги Творца», и всё же...
– Мало того – сегдня ночью уничтожена половина столичного гарнизона, – мрачно добавил брат Амелий, – Дотла сгорел арсенал, половина здания Священного Синода, а Дворцовая площадь превратилась в большую братскую могилу.
– Вы по прежнему считаете, что все эти неприятности – дело рук богомерзкого некроманта? – брюзгливо спросил брат Светоний, кое-как, непослушными от гнева руками заправляя за ворот салфетку. Ибо война войной, а подкрепить силы скромной трапезой было необходимо.
При упоминании чернокнижника оба святых отца осенили себя знаком Единого.
Брат Амелий, наливая себе выдержанного южного вина, фыркнул.
– Не говорите ерунды, святой брат. Швыряться файрболлами и пробивать молниями стены, сложенные из дикого камня, не мог даже тот, предыдущий.
Вспомнив о Яроморе, святоши снова набожно осенили себя, и принялись наконец, за трапезу, обдумывая создавшуюся пренеприятнейшую ситуацию. Более молодой Амелий принялся за фаленскую уху из трёх сортов рыбы, одуряюще ароматно пахнущую, покрытую янтарным слоем жирка. Брат Светоний брезгливо снял крышку с блюда со спаржей, коей он вынужден был довольствоваться ввиду преклонного возраста и несварения желудка.
Каково же было его изумление, постепенно сменившееся пониманием, когда в тарелке с едой обнаружились аккуратно вставленные в пищу глаза.
Голубые глаза его единственного сына, Зенона, так отличившегося в уничтожении того богомерзкого замка, рассадника и гнезда ереси...
– Возможно, Трент, ты был и прав, – угрюмо проронил Valle в тишине залы. Здесь, в самой большой комнате охотничьего домика, собрался суд. Барон судил своего капитана за предательский удар. Хмурый как туча гном насупленно молчал, и лишь односложно отвечал на прямые вопросы.
– Возможно, ты поступил правильно, – продолжил молодой чернокнижник, сидя в большом кресле, временно заменяющем баронский трон. Он посмотрел мимо обвиняемого, куда-то сквозь завешенную гобеленом стену, в одному ему ведомые дали, вздохнул, – В чистоте твоих помыслов я не сомневаюсь. Но – ты ударил в спину своего барона, и я боле не вправе доверять тебе...