День тянулся бесконечно. Хун-Ахау стремительно поднялся, быстро подошел к двери, выглянул в наружную галерею. В ней тоже никого не было. Яркие лучи солнца ложились ослепительными пятнами на белый каменный пол. Жаркий воздух, шедший с воли, нес с собой сладостный запах молодой листвы, разогретой солнцем. Щебетали птицы, проносясь около наружных стен.
Вдали послышались голоса. Хун-Ахау отпрянул от двери, уселся на свое место, невольно затаил дыхание.
— А как смотрит на это великий жрец? — послышался около дверей комнаты голос одного из проходивших.
— Он еще ничего не знает! Да и зачем ему…
Конца фразы Хун-Ахау не расслышал. Шаги затихли, снова наступила тишина, но она уже не казалась ему, как прежде, безмятежной — наоборот, тишина была полна таинственности и настороженности. Теперь юноша больше уже не решался покинуть комнату. Отрывок случайно подслушанного разговора показал ему, сколько тайн и опасностей хранят стены тикальского дворца. Только что он чуть не услышал какой-то тайны, о которой не знает сам великий жрец. А всякая лишняя тайна — новая опасность, — так много раз повторял ему отец.
Отец и мать! Прошлое снова всколыхнулось в нем. С тех пор как Хун-Ахау попал в Тикаль, он, подавленный новыми бедами, меньше вспоминал свою прежнюю жизнь, а когда это приходило, старался отогнать — уж слишком было больно. Но сегодня он ничего не мог поделать с собой и все остальное время просидел на циновке, мучаясь воспоминаниями.
Начали собираться рабы, передававшие на ухо друг другу какие-то новости. Все они были оживлены и, как с удивлением отметил Хун-Ахау, совсем не тяготились своим положением. Вскоре появился и Цуль. После еды, когда Хун-Ахау впервые за долгое время полакомился горячей вареной фасолью, старик угрюмо сказал ему:
— Сегодня вечером ты пойдешь к владычице!
— А что я буду делать? — поинтересовался юноша.
— То, что тебе прикажут!
Хун-Ахау попытался завязать разговор с молодым рабом, сидевшим рядом с ним, но тот, презрительно поглядев на него, заметил своему соседу:
— Этот дикарь еще не понимает, как он должен держать себя среди нас!
Хун-Ахау проглотил обиду, но неожиданно вмешался Цуль:
— Мы, рабы юной владычицы, выше вас, ленивых обжор Великого блюстителя, потому что наша госпожа выше его! Молчи и не трогай нас своим мерзким языком! Иначе ты им и подавишься!
В комнату быстро вошел высокий плотный мужчина, при виде его все поспешно поднялись, и ссора погасла, не разгоревшись.
— Где здесь новый раб юной владычицы? — спросил вошедший, и его выпуклые холодные глаза, обежав лица, остановились на Цуле.
Цуль вытолкнул Хун-Ахау.
— Вот он, господин!
— Иди за мной, — коротко бросил тот.
Когда они вышли в коридор и удалились в дальний конец его, Хун-Ахау вспомнил, что он уже видел этого человека. С ним говорила царевна, когда она появилась на строительстве дороги. Очевидно, это был ее управитель.
— Сегодня вечером, когда взойдет вечерняя звезда, — заговорил управитель, пристально глядя на Хун-Ахау, — ты будешь сопровождать юную владычицу в священную рощу. Ты будешь с ней один — таков ее выбор. Помни, что ты отвечаешь за ее безопасность своей головой. Умеешь владеть копьем?
— Да! — без колебаний отвечал юноша.
— Хорошо, идем, я дам его тебе.
Но Хун-Ахау напрасно ожидал, что его поведут в оружейную дворца.
В небольшой комнатке, очень похожей на ту, в которой юноша переодевался после прихода во дворец, стояло прислоненное к стене небольшое, но хорошо сделанное копье. Очевидно, оружие было приготовлено заранее. Управитель показал на него:
— Бери!
Хун-Ахау быстро схватил оружие, с наслаждением чувствуя рукой шероховатость плотно намотанных на древке ремней. На миг в голове мелькнула мысль — убить стоящего рядом и бежать… Но что затем? С одним копьем против всех воинов Тикаля?
Будоражащая мысль снова юркнула в свою норку и глубоко затаилась. Юноша осторожно искоса посмотрел на управителя: не заметил ли он чего-нибудь? Но тот стоял, опустив голову и о чем-то раздумывая. После нескольких секунд молчания он отпустил Хун-Ахау, сказав, что вечером его позовут.
Хун-Ахау, бережно держа копье, отправился обратно. Его появление с копьем вызвало у рабов недоумение и любопытство, но спросить, почему юношу вооружили, никто после перебранки не решился. Они сбились в кучу в углу комнаты и принялись оживленно шептаться, поглядывая временами на Хун-Ахау. Юноша подсел к Цулю и кратко пересказал полученное поручение. Старик рассеял его недоумение: