Долго смотрел Траванкор на костер — главнейшее утешение воинов. Рассматривал темные силуэты людей. Множества людей. И за каждого он, полководец, отвечает перед богами и собственной совестью…
Вот легкая тень мелькнула между кострами. В любой темноте, при любых обстоятельствах узнал бы Траванкор эту тень!
— Рукмини!
Девушка приблизилась к нему, глянула в его глаза.
— Ты видела Ратараха? — спросил Траванкор. — Ему удалось бежать, и он снова с нами!
— Ратараха? — Девушка в недоумении посмотрела на своего возлюбленного. — Нет… Как странно! Я искала тебя. Мне хотелось побыть рядом с тобой хотя бы недолго, ведь завтра — кто знает! — может быть, мы расстанемся навсегда…
— Не говори таких слов…
Она прижалась к нему, коснулась щекой его щеки и убежала в ночь.
И почти тотчас из темноты выступил ее брат. Траванкор схватил его за руку.
— Вот ты где! Я думал, ты пошел к своим сестрам.
— Зачем? — спросил Ратарах удивленно.
— Чтобы обрадовать их, дурачок! Твое избавление — настоящее чудо. Они очень горевали по тебе.
— А, — молвил Ратарах, блуждая глазами.
— Да что с тобой? — удивился Траванкор. — По-моему, ты все-таки болен…
— Нет, я здоров, — ответил мальчик и вдруг взмахнул кинжалом. Он целил Траванкору в основание шеи. Одним гигантским прыжком Конан очутился рядом с убийцей и свалил его с ног.
Выказывая удивительную для своего возраста и сложения силу, мальчик отбивался. Северянину стоило немалых усилий удержать своего юного противника на земле. Конан навалился на него всей тяжестью, схватил за тонкие запястья. Ратарах выгибался дугой, хрипел, лягался, изо рта у него шла пена, глаза бешено вращались в орбитах.
Траванкор подобрал кинжал и увидел на кончике лезвия темные пятна. Яд! Кто-то подослал к нему Ратараха с поручением убить воина из пророчества. «Кто-то»? Долго гадать не приходится — у Траванкора немало врагов, и Дигам среди них — не последний.
— Помоги мне связать его, — пропыхтел варвар. — Сдается мне, один я его не одолею.
Вместе с несколькими воинами Конан наконец скрутил руки и ноги Ратараха. Не доверяя прочности веревок, варвар попросил принести еще и цепи, что было исполнено одним из стражников. Наконец мальчик оказался опутан веревками и цепями, точно муха, попавшая в паутину.
За все время отчаянной драки Ратарах не произносил ни слова. Он только дергался, пытаясь высвободиться, несмотря на очевидную невозможность этого. Его горло дрожало, испуская звериное рычание.
«Хорошо, что Рукмини этого не видит», — подумал Траванкор.
Конан снова уселся на землю, с сожалением посмотрел на разбившийся кувшин. Затем поднял взгляд на Траванкора.
— Ну вот, — невозмутимо проговорил северянин, — теперь у нас появилась тема для беседы. По-настоящему захватывающая, не находишь, Траванкор?
Юноша молча кивнул.
— Садись, — пригласил варвар.
— Так вот кто предатель, — прошептал Траванкор, указывая на Ратараха.
— Он? Предатель? — Конан громко расхохотался. Темнота, ожидание битвы, только что разыгравшая трагическая сцена — все это меньше всего подавало поводов к веселью. И тем не менее киммериец смеялся.
Наконец он провел широкой ладонью по лицу.
— Траванкор, ты невыразимо глуп! — объявил Конан. — Этот мальчик никак не может быть предателем. Я называл тебе имя человека, который выдавал все твои замыслы врагу. И с этим человеком я завтра поквитаюсь, пока ты будешь убивать воинов Аурангзеба. — Киммериец обвел глазами всех свидетелей случившегося. — Говорю перед всеми! Ратарах никого не предавал по собственной воле. Вы сами видели, как он отбивался. Мы вчетвером едва совладали с хрупким мальчишкой. Разве такое возможно без колдовства? Он находится под действием каких-то злых чар. Его необходимо держать связанным и скованным — до тех пор, пока я не приду и не скажу, что его можно отпустить. А до этого — пусть плачет, пусть притворяется «хорошим», — не поддавайтесь! Пусть жалости не будет места в вашем сердце, ибо существо, которое лежит перед нами, — не Гагарах, не брат Рукмини и Гаури, но какой-то злокозненный демон в теле Ратараха.
— Киммериец прав, — раздались голоса.
— Только не причиняйте ему вреда, — предупредил Конан. — Я знаю, что благоразумие иной раз делает людей неблагоразумными, и они становятся жестокими без всякой надобности. Пока остается надежда снять заклятье, мальчик будет жить. Хорошо?
— Я прослежу за ним, — вызвался один немолодой воин. В мирной жизни он был кожевником, и от его волос до сих пор пахло растворами, в которых он вымачивал свои кожи.