Сила Вальмики — в умении слушать. Слушала она всегда внимательно-внимательно, почти не моргая. И даже когда не понимала ни единого слова — все равно слушала. За это ценил ее раджа.
За это — и еще за неусыпную преданность.
Однако время шло, и тело Вальмики начало тосковать по настоящим мужским ласкам. Высокое положение во дворце, которого она достигла благодаря своей красоте и умению слушать, перестало устраивать хитрую наложницу. В борьбе с собственным телом она потерпела поражение. Ей требовался любовник.
Изредка ей удавалось получить удовлетворение от случайных мужчин. От солдат, от конюхов. Но никто не осмеливался прикоснуться к наложнице раджи во второй раз. Все страшились расправы. И вот сейчас Вальмики снова ожидало приключение. Все естество ее так и пело…
Нескоро наступил долгожданный вечер. Все дела на диво скоро переделались, а за стенами дворца, на площади все шумел праздник. Теперь всю ночь будут гулять. Оно и к лучшему, никто не заметит, что любимая наложница раджи куда-то украдкой ушла.
Жаль, что так быстро закончилась молодость, думала Вальмики, разглядывая себя в зеркало. Нет, не молодость закончилась, в том-то и беда, — закончилась свобода девичьей жизни. Никто не возбранил бы простой служанке сбегать на берег реки, чтобы провести там часок в объятиях красивого, сильного мужчины. Но кто дозволит такую вольность наложнице, занимающей высокое положение?
И все же, если заглянуть поглубже в женское сердце и спросить Вальмики, поменяла бы она свое потаенное, украденное счастье на открытую радость порезвиться с париями, — женщина ответила бы отрицательно. В том, что она делала, была такая сила чувства, какая ни одной из юных девчонок и не снилась.
* * *Медленно ехал Мохандас через камыши, вдоль озера. Небо наливалось тьмой, выступали на нем одна за другой звезды, и уже светлел восточный горизонт — скоро должна была показаться луна. В воздух вплелись холодные струи: ночь вступала па трон.
Тихо шуршат камыши, слышно, как плещет невидимая волна в озере. Ночь приносит с собой тишину. Так и иные женщины вносят тишину в то помещение, куда входят. Только что все шумели, но появилась красавица, и замолчали самые буйные.
Вальмики — не из таких. Напротив. Где она — там смута, беспокойство, там хочется кричать, вести себя неподобающе, говорить злые слова… что угодно, лишь бы увидеть дерзкую усмешку на губах женщины, лишь бы поймать хитрый взгляд ее глаз, умеющих сеять раздоры.
Какой же будет молчаливая царица ночь, если соединить ее с Вальмики? Кто одолеет: ночная тишь или несущая смятение мужчинам наложница раджи Авенира?
Остановившись, Мохандас огляделся, прислушался. Ничего, только камыши качаются на ветру, да одинокое дерево шумит над его головой ветвями.
Но вдруг в просвете между кустами мелькнула легкая, почти невесомая тень. Она! Только у нее такие движения — как у птицы, сохранившие детскую угловатость и девическую грацию. Только она одна такая, желанная, опасная, чужая и доступная, все сразу. Только в ее присутствии кружится голова, да так, что все, кажется, готов поставить на кон: собственное будущее, и возможный дружеский союз с Авениром…
Чуть слышно Мохандас кашлянул. Тень замерла на месте, а затем безошибочно побежала в его сторону. Темнота сгущалась с каждым мгновением. Как далек сейчас мир людей с его повседневными заботами от любовников!
Миг — и горячее маленькое тело Вальмики уже в объятиях Мохандаса. Ни слова между ними больше не было сказано. Она прижималась к нему, как изголодавшийся зверек, и не то смеялась, дрожа с головы до ног, не то всхлипывала. Обхватив ее своими большими, могучими руками, Мохандас увлек ее в камыши.
Он закрыл глаза и не видел. А она видела. Она хотела видеть: широкое, с блестящими в улыбке зубами лицо мужчины, огромный черный небосвод, полный сверкающих звезд, тонкий серп луны, развернутый зубцами кверху, точно в намерении уколоть надзвездных духов…
Тихий стон счастья сорвался с ее губ. Вся ее жизнь уместилась в это единственное мгновение… и почти тотчас закончилась.
Потому что еще одна тень внезапно выступила из-за кустов.
Самонадеянные, как все влюбленные, они не знали, что их взгляды перехватывались, что нашлись ревнивые глаза, которые также приметили забытую Мохандасом плетку. Вальмики, как всякая женщина, сражалась на собственном поле битвы, — и последнее сражение она проиграла.
Авенир появился в тот миг, когда отрицать что-либо было бесполезно. Мохандас с глупой радостной ухмылкой лежал возле нее в смятых камышах; он опирался на локоть и любовался женщиной, которая доставила ему наслаждение. А Вальмики в сбитой одежде, с растрепанными волосами, со вспухшими, нацелованными губами, смотрела на звезды, и счастливые слезы выступали на ее глазах.