Еще тогда он понял, что глаза такого странного оттенка являются редкостью даже среди темных эльфов.
Те, кто стоял ближе к Родди, прекратили смеяться, думая, что вопрос Родди является выражением сомнения в правдивости рассказа толстяка.
– Они были лиловыми, – настаивал толстопузый, хотя в его дрожащем голосе не чувствовалось большой уверенности.
Окружающие ждали, согласится с ним Родди или опровергнет, не зная, верить рассказчику или нет.
– А какое оружие было у этого дрова? – мрачно спросил Родди, с угрожающим видом поднимаясь на ноги.
Толстяк на секунду задумался.
– Кривые клинки, – выпалил он.
– Сабли?
– Сабли, – согласился толстяк.
– А не назвал ли этот дров свое имя? – спросил Родди, и когда рассказчик замялся, Родди сгреб его за воротник и поднял над столом. – Дров назвал свое имя? – повторил он, жарко дыша прямо в лицо толстяку.
– Ну. это. э-э, Дзир.
– Дзиррит?
Человек неуверенно пожал плечами, и Родди отпустил его, проревев:
– Где? И когда?
– В Тайнолесье, – повторил дрожащий толстяк. – Три недели назад. Дров собирался в Мирабар вместе с Плачущими монахами, так мне кажется.
Большинство из собравшихся при упоминании об этой группе религиозных фанатиков застонали. Плачущие монахи представляли собой банду оборванцев и попрошаек, которые верили (или заявляли, что верят) в то, что в этом мире существует определенное количество страданий. Чем больше мучений падет на их долю, тем меньше придется вытерпеть остальным. Почти у всех этот монашеский орден вызывал презрение. Некоторые из его членов были искренни, но другие только попрошайничали, обещая вынести ужасные страдания ради дающего.
– Они были товарищами дрова, – продолжал толстяк. – Когда надвигается зима, – они всегда идут в Мирабар, где похолоднее.
– Долгий путь, – заметил кто-то.
– Длиннее, чем ты думаешь, – сказал другой человек. – Плачущие монахи всегда ходят через туннель.
– Три сотни миль, – вмешался в разговор человек, узнавший Родди, пытаясь успокоить взволнованного охотника.
Но Родди уже не слышал его. Волоча за собой пса, он вихрем вылетел из харчевни, громко хлопнув дверью и оставив всех в полном недоумении.
– Значит, это Дзиррит отнял у Родди собаку и ухо, – продолжал мужчина, в свою очередь привлекая к себе внимание собравшихся.
До недавнего момента он и представления не имел о странном имени дрова и сделал свои выводы только что, на основании реакции Родди. Все тут же обступили его и, затаив дыхание, стали ждать, что он им расскажет о Родди Макгристле и лиловоглазом дрове. Как истинный завсегдатай «Дерри», он решил, что недостаток информации не помешает ему рассказать эту историю. Засунув большие пальцы рук за ремень, он начал повествование, заменяя недостающие эпизоды мало-мальски подходящими россказнями.
Той ночью окрестности вокруг харчевни «У Дерри» часто оглашались громким аханьем и восхищенными хлопками, выражавшими испуг и восторг, однако Родди Макгристл и его желтый пес уже катили в своей повозке по Долгому тракту, увязая в грязи, и ничего этого не слышали.
– Эй, что-ты-делаешь? – раздался жалобный голос из мешка позади скамьи Родди, и Тефанис выполз наружу. – Почему-мы-уезжаем?
Родди быстро повернулся и схватил хлыст, но Тефанис, хоть и заспанный, без труда сумел спрятаться в безопасное место.
– Ты мне наврал, отродье кобольда! – взревел Родди. – Ты сказал, что дров сдох. А он жив-живехонек! Он идет в Мирабар, и я хочу поймать его!
– Мирабар? – вскричал Тефанис. – Слишком-далеко, слишком-далеко! Квиклинг и Родди прошли через Мирабар прошлой весной. Тефанису этот город, полный угрюмых дворфов, востроглазых людей и слишком холодного, по его мнению, ветра, показался совершенно никчемным. – Нам-надо-идти-зимовать-на-юг.
На-юг-где-тепло!
Яростный взгляд горца заставил болтуна замолчать.
– Я забуду то, что ты обманул меня, – зловещим тоном сказал Родди, – если мы заполучим дрова.
С этими словами он отвернулся от Тефаниса, и квиклинг снова заполз в мешок, чувствуя себя совершенно несчастным и размышляя, стоит ли ради Родди ввязываться в новые неприятности.
Родди ехал всю ночь, усиленно погоняя лошадь и не переставая бормотать:
– Шесть лет! Шесть лет!
Дзирт съежился возле огня, с ревом вырывавшегося из старой металлической посудины, которую нашли монахи. Не за горами была седьмая зима, которую дров собирался провести на поверхности, но он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке с наступлением холодов. Его народ тысячелетиями (а сам он – несколько десятков лет) жил в Подземье, где не было времен года и всегда было тепло. Хотя до наступления зимы оставалось еще два-три месяца, ледяные ветры, дующие с Гребня Всемирных Гор, уже возвестили о ее приближении. Дзирт кутался в старое одеяло, тонкое и драное, накинутое поверх одежды, кольчуги и пояса, к которому прикреплялось оружие.