— Что, матушка, вечно мы обмениваемся колкостями? Ладно, я сожалею. И хочу, чтобы вы об этом знали.
Он задумчиво посмотрел на императрицу, пожевал нижнюю губу.
— Но попробуйте только еще раз заговорить о Шайме, и вам несдобровать. Вы меня поняли?
— Поняла, Ксерий.
Их глаза встретились. Император прочел во взгляде Икурей злобу, но проигнорировал ее. Когда имеешь дело с императрицей, уступка — любая уступка — уже триумф.
Вместо этого Ксерий принялся рассматривать девушку, ее упругие груди, высокие, словно крылья ласточки, мягкие завитки волос в паху. Почувствовав возбуждение, он поднял руку, и девушка неохотно приблизилась. Ксерий подвел ее к ближайшему ложу и растянулся на нем.
— Ты знаешь, что нужно делать? — поинтересовался он. Девушка подняла стройную ножку и оседлала его. По щекам ее катились слезы. Дрожа, она опустилась на его член…
У Ксерия перехватило дух. Он словно погрузился в теплый персик. Да, мир порождает не только всякую мерзость вроде кишаурим, но еще и подобные сладкие плоды.
Старая императрица развернулась, собираясь уходить.
— Матушка, почему бы вам не остаться? — низким голосом окликнул ее Ксерий. — Посмотрите, как ваш сын наслаждается подарком.
Истрийя заколебалась.
— Нет, Ксерий.
— Но вы должны, матушка. Доставить удовольствие императору — дело нелегкое. Дайте ей наставления.
Последовала пауза, нарушаемая лишь всхлипами девушки.
— Конечно, сын мой, — наконец сказала Истрийя и величественно приблизилась к ложу.
Застывшая девушка вздрогнула, когда Истрийя схватила ее руку и передвинула ниже, к мошонке Ксерия.
— Мягче, дитя, — проворковала она. — Тс-с-с, не плачь…
Ксерий застонал и выгнулся под нею, и засмеялся, когда девушка пискнула от боли. Он взглянул в разрисованное лицо матери, маячившее над плечом девушки — белым, белее фарфора, — и его обожгла давняя, тайная дрожь наслаждения. Он снова почувствовал себя беспечным ребенком. Все было прекрасно. Боги воистину благосклонны…
— Скажи мне, Ксерий, — хрипло спросила мать, — а как тебе удалось раскрыть Скеаоса?
ГЛАВА 3
АСГИЛИОХ
«Утверждение "я — центр всего" никогда не следует излагать словами. Это исходная посылка, на которой основана вся уверенность и все сомнения».
«Следи за довольством твоих врагов и унынием твоих любимых».
4111 год Бивня, начало лета, крепость Асгилиох
Впервые на памяти ныне живущих землетрясение поразило отрог Унарас и нагорья Инунара. За сотни миль оттуда, на шумных, многолюдных базарах Гиелгата воцарилась тишина, когда товары заплясали на крюках, а со стен посыпалась штукатурка. Мулы принялись лягаться, в страхе закатывая глаза. Завыли собаки.
Но в Асгилиохе, что с незапамятных времен был южным оплотом жителей Киранейских равнин, люди валились, не в силах устоять на ногах, стены качались, словно пальмовые листья, а древняя цитадель Руома, пережившая королей Шайгека, драконов Цурумаха и не менее трех фанимских джихадов, рухнула, подняв огромный столб пыли. Когда выжившие вытаскивали тела из-под обломков, они поняли, что горюют по камню больше, чем по плоти. «О крепкостенный Руом! — рыдали они, не в силах поверить в случившееся. — Могучий Бык Астилиоха пал!» Для многих в империи Руом был тотемом. Цитадель Асгилиоха не подвергалась разрушениям со времен Ингушаторепа II, древнего Короля-Бога Шайгека, — тогда юг в последний раз завоевал Киранейские равнины.
Первые Люди Бивня, отряд мчавшихся во весь опор галеотских кавалеристов под командованием Атьеаури, племянника Коифуса Саубона, добрались до Асгилиоха через четыре дня. Они обнаружили, что город лежит в руинах, а его потрепанный гарнизон уверен, что Священное воинство обречено. Нерсей Пройас со своими конрийцами прибыл на следующий день, еще через два дня — Икурей Конфас с имперскими Колоннами и шрайские рыцари под командованием Инхейри Готиана. Пройас прошел по Согианскому тракту вдоль южного побережья, а затем — через Инунарское нагорье, а Конфас и Готиан воспользовались так называемой Запретной дорогой, которую построили нансурцы, чтобы быстро перебрасывать войска от фаним к скюльвендам. Из тех Великих Имен, что добирались через центр провинции, первым прибыл Коифус Саубон со своими галеотами — почти через неделю после Конфаса. Готьелк с тидонцами появился вскоре после него, а за ним — Скайельт и его угрюмые туньеры.
Об айнонах не известно было ничего, кроме того, что они еще при выступлении задержались на полдня — то ли из-за численности, то ли из-за Багряных Шпилей и их огромных обозов. Потому большая часть Священного воинства встала лагерем на бесплодных склонах под стенами Асгилиоха и принялась ждать, обмениваясь слухами и предчувствуя беду. Часовым, стоящим на стенах Асгилиоха, это казалось великим переселением народов — наподобие того, что творилось во времена Бивня.
Когда же стало очевидно, что может пройти еще много дней, если не недель, прежде чем айноны присоединятся к ним, Нерсей Пройас созвал совет Великих и Меньших Имен. Из-за размеров собрания его пришлось проводить во внутреннем дворе асгилиохского замка, почти что на руинах Руома. Великие Имена расположились за взявшимся невесть откуда столом, а прочие пышно разряженные участники собрания расселись на груде камней, образовавших своеобразный амфитеатр.
Большая часть утра ушла на подобающие ритуалы и жертвоприношения: совет заседал в полном составе впервые с тех пор, как армия ушла из Момемна. День был потрачен на ссоры: военачальники грызлись из-за того, стоит ли считать разрушение Руома предзнаменованием катастрофы, или же оно ничего не означает. Саубон заявил, что Священному воинству следует немедленно сняться и через Врата Юга уходить в Гедею.
— Это место подавляет нас! — воскликнул он, указывая на развалины. — Мы и спим, и бодрствуем в тени смерти!
Он настаивал, что Руом — нансурское суеверие, «традиционный предрассудок надушенных и изнеженных». Чем дольше Священное воинство будет находиться рядом с его руинами, тем больше попадет под влияние здешних мифов.
Некоторые увидели в его доводах здравый смысл, но многие сочли их безумными. Без Багряных Шпилей, как напомнил галеотскому принцу Икурей Конфас, Священное воинство будет отдано на милость кишаурим.
— Согласно донесениям шпионов моего дяди, Скаур собрал всех вельмож Шайгека и поджидает нас в Гедее. Кто поручится, что с ними нет кишаурим?
Пройас и его советник-скюльвенд, Найюр урс Скиоата, согласились с Конфасом: выступать, не дождавшись айнонов, — выдающаяся глупость. Но, похоже, никакие доводы не могли поколебать уверенность Саубона и его союзников.
День уже догорал, солнце склонилось к западным башням, а участники совета так и не сошлись ни на чем, кроме самого очевидного: скажем, разослать конников на поиски айнонов или отправить Атьеаури на разведку в Гедею. Становилось похоже, что столь недавно собравшееся Священное воинство готово развалиться. Пройас погрузился в молчание и спрятал лицо в ладонях. Лишь Конфас по-прежнему продолжал спорить с Саубоном — если, конечно, ожесточенный обмен оскорблениями можно назвать спором.
А затем из рядов зрителей поднялся нищий князь Атритау, Келлхус, и воскликнул:
— Вы неверно истолковали значение увиденного, все вы! Утрата Руома — не случайность, но и не проклятие!
Саубон расхохотался и крикнул в ответ:
— Руом — это талисман против язычников, так, что ли?
— Да, — ответил князь Атритау. — До тех пор пока цитадель стояла, мы могли вернуться. Но теперь… Разве вы не видите? За этими горами люди собрались под знамена Лжепророка. Мы стоим на берегу языческого моря. Моря язычников!
Он умолк, поочередно обводя взглядом все Великие Имена.
— Без Руома возврата нет… Бог сжег наши корабли. После этого было единодушно принято решение: Священное воинство будет дожидаться айнонов и Багряных Шпилей.