В иных обстоятельствах Келлхус уже сказал бы что-нибудь. Но сейчас он не мог придумать ничего дельного. Его глаза смотрели, но не видели. Лицо казалось зеркалом, отражающим чувства его спутников. Его «я» исчезло, а безжалостная мысль охотилась сама на себя. Следствие и результат. События, что, подобно концентрическим кругам, разбегаются по темной воде будущего… Каждое слово, каждый взгляд — камень.
В том была великая опасность. Следовало понять логику этой неожиданной встречи. Только Логос может осветить путь… Только Логос.
— Я шел за вами по запаху, — сказал Сарцелл.
Он смотрел прямо на Ахкеймиона, и в глазах его поблескивало нечто непонятное. Юмор?
Келлхус решил, что эта фраза не была шуткой: тварь действительно выследила их, как пес. Нужно быть чрезвычайно осторожным с подобными существами. Пока что он понятия не имел об их способностях. «А ты знаешь этих тварей, отец?»
С тех пор как он взял Друза Ахкеймиона в учителя, все преобразилось. Мир — теперь Келлхус это понимал, — скрывает много, очень много тайн, неведомых его братьям. Логос оставался истинным, но его пути были куда более извилистыми, чем полагали дуниане. И Абсолют… Конец Концов куда дальше, чем они могли себе представить. Так много препятствий. Так много развилок на пути…
Невзирая на свой скептицизм, Келлхус начал верить во многое из того, что говорил Ахкеймион в ходе их дискуссий. Он верил в Первый Армагеддон. Он верил в то, что безликая тварь, сидящая сейчас перед ним, — артефакт Консульта. Но Пророчество Кельмомаса? Приближение Второго Армагеддона? Все это было нелепостью. Будущее не может предвосхищать прошлое. То, что придет потом, не может предшествовать тому, что было раньше…
А если может?
Столько всего, что должно дождаться отца… Так много вопросов…
Его неосведомленность уже едва не привела к беде. Простой обмен взглядами в императорском саду повлек за собой череду катастроф, включая события под Андиаминскими Высотами, в результате которых Ахкеймион уверился в том, что Келлхус — Предвестник. Если бы он решил сообщить своей школе, что Анасуримбор вернулся…
Да, опасность велика.
Друза Ахкеймиона следует оставить в неведении — это точно. Если он узнает, что Келлхус способен видеть шпионов-оборотней, он не колеблясь свяжется со своими хозяевами в Атьерсе. Это информация слишком важна, чтобы Ахкеймион скрывал ее от школы.
Получается, что Келлхусу придется разбираться со всем этим самостоятельно.
— Мой конюх, — сказал Саубон шрайскому рыцарю, — клянется, что тебя привело сюда не что иное, как колдовство… Куссалт сам воображает себя великим следопытом.
Может быть, Консульт каким-то образом узнал, что это он разоблачил Скеаоса? Император видел, как он изучал первого советника, и, что еще важнее, он это запомнил. Келлхус уже несколько раз видел императорских шпионов, наблюдавших за ним исподтишка. Вполне возможно, что Консульт понял, как был разоблачен Скеаос.
Если им это известно, тогда вполне возможно, что Сарцелл играет роль пробного образца. Им нужно знать, провалился ли Скеаос случайно, из-за паранойи императора, или этот чужак из Атритау сумел заглянуть в его истинное лицо. Они будут следить за ним, осторожно задавать вопросы, а когда это не поможет найти ответ, они пойдут на контакт… Так ли?
А еще следовало не забывать об Ахкеймионе. Консульт, несомненно, будет присматривать за адептами Завета, единственными людьми, которые до сих пор верят в его существование. Сарцелл и Ахкеймион уже сталкивались раньше, сталкивались и напрямую — это видно по реакции колдуна, — и косвенно, через Эсменет, которую, очевидно, лжерыцарь в прошлом соблазнил. Они используют ее для какой-то цели… Возможно, испытывают ее, прощупывают ее способность обманывать и предавать. Она ничего не сказала Ахкеймиону о Сарцелле — это очевидно.
«Предмет изучения так глубок, отец».
Тысяча возможностей, скачущих галопом по лишенной дорог степи будущего. Сотня сценариев, вспыхивающих у него в сознании; одни ветвились и ветвились, на время уводя его от цели, другие вели к катастрофе…
Открытое противостояние. Обвинения, выдвинутые в присутствии Великих Имен. Шум, который поднимется при разоблачении всего этого ужаса. Завет, подключившийся к делу. Открытая война с Консультом… Не годится. Нельзя привлекать Завет, пока они не смогут занять господствующее положение. Нельзя рисковать войной против Консульта. Пока что нельзя.
Косвенное противостояние. Ночные налеты. Перерезанные глотки. Попытки нанести ответный удар. Тайная война, постепенно выходящая на поверхность… Тоже не годится. Если убить Сарцелла и прочих тварей, Консульт поймет, что кто-то способен их распознавать. Когда они узнают, что этот «кто-то» — Келлхус, то косвенное противостояние перерастет в открытый конфликт.
Бездействие. Оценка происходящего. Безрезультатные проверки. Другие предположения. Ответные действия откладываются из-за необходимости разобраться. Беспокойство в тени растущей силы… Да, это годится. Даже если они узнают детали, сопутствовавшие разоблачению Скеаоса, Консульт сможет лишь строить домыслы. Если то, что рассказывает Ахкеймион, соответствует действительности, они не настолько грубы, чтобы вычеркнуть возможную угрозу, не попытавшись предварительно понять ее. Конфронтация неизбежна. Но исход зависит лишь от того, сколько времени у него будет на подготовку…
Он — дунианин, один из Подготовленных. Обстоятельства поддадутся. Миссия должна быть…
— Келлхус, — раздался голос Серве. — Принц вас спрашивает.
Келлхус моргнул и улыбнулся, словно бы потешаясь над собственной глупостью. Все сидящие у костра смотрели на него, кто-то с беспокойством, кто-то с недоумением.
— П-простите, — запинаясь, пробормотал он. — Я… Он нервно оглядел присутствующих и вздохнул.
— Иногда я… вижу… Тишина.
— Я тоже, — язвительно бросил Сарцелл. — Но я обычно вижу, когда мои глаза открыты.
Он что, закрыл глаза? Келлхус совершенно этого не помнил. Если да, то это промах, внушающий беспокойство. Он давным-давно уже…
— Идиот! — рявкнул Саубон, поворачиваясь к шрайскому рыцарю. — Дурак! Мы сидим у костра этого человека и ты его оскорбляешь?!
— Рыцарь-командор не оскорбил меня, — сказал Келлхус. — Вы забыли, принц, что он не только воин, но и жрец, а мы попросили его разделить костер с колдуном… Наверное, это все равно что попросить повитуху преломить хлеб с прокаженным.
Нервный смех, слишком громкий и слишком короткий.
— Несомненно, — добавил Келлхус, — он просто слегка погорячился.
— Несомненно, — откликнулся Сарцелл. Язвительная усмешка, откровенная, как и любое выражение его лица.
«Чего оно хочет?»
— А отсюда вытекает вопрос, — продолжал Келлхус, легко и непринужденно создавая «удачный поворот», которого никак не мог дождаться принц Саубон. — Что привело шрайского рыцаря к костру колдуна?
— Меня послал Готиан, — сказал Сарцелл, — мой великий магистр…
Он взглянул на Саубона. Тот сидел с каменным лицом.
— Шрайские рыцари поклялись в числе первых ступить на землю язычников, а принц Саубон предложил…
Но тут Саубон прервал его, выпалив:
— Я буду говорить с вами наедине, князь Келлхус.
«Что ты хочешь, чтобы я сделал, отец?» Так много вероятностей. Бессчетные вероятности. Келлхус прошел следом за Саубоном по темным тропинкам железной рощи. Они остановились у края утеса, глядя на залитые лунным светом просторы Инунарского нагорья. Ветер усилился, и листва шуршала под его порывами. Склон под утесом был усеян упавшими деревьями. Мертвые корни торчали кверху. На некоторых из них до сих пор сохранились огромные комья земли, будто упавшие грозили пыльными кулаками уцелевшим.
— Вы видите разные вещи, так ведь? — сказал в конце концов Саубон. — В смысле — вы ведь увидели Священное воинство там у себя, в Атритау.