Лин Гамильтон «Воин мочика»
Пролог
Великий Воин мертв. На время прекратятся сражения и рукопашные поединки. На время жрецы остановят процессии на храмовой площади у подножия уаки, перестанут читать заклинания, священный поток крови в жертвенную чашу иссякнет. Замрут торжественные парады пленников, что бредут, разгромленные и униженные, нагие, со связанными руками и петлей на шее. Оружие их волокут сзади в знак победы. Теперь пришло время иных процессий, иные жертвы склонятся пред Палачом.
Великий Воин мертв. Жрецы уже готовят королевскую усыпальницу, вгрызаясь глубоко в поверхность уаки. Дерево для кровли уже выбрано, из провинций везут кирпичи, дабы выложить стены, и на каждом кирпиче стоит знак мастера, что лепил его. Все готово. Настало и нам время приготовить Великого в путь.
Великий Воин мертв. Мы так беззащитны без него, без заклинаний и обрядов, что хранят нас. Без него горные воды могут изменить ход, урожай может превратиться в пепел, рыба — уйти от побережий. Мы должны отправить его в путь с должными церемониями. Должны скорее избрать нового Воина.
Ящер
1
— Горе живущим на земле и на море! Ибо к вам сошел диавол! — прогремел бродяга, воздев руки и созерцая какое-то нездешнее видение.
— «Откровение», 12:12, — пробормотала я. Еще бы мне не узнать: столько раз я слышала эту цитату за те три дня, что местный псих провел на маленькой мощеной площади ровнехонько перед моим магазином, «Гринхальг и Макклинток», возвещая грядущий конец света. В редкие минуты, когда умалишенный не цитировал Святое Писание, он декламировал стихотворение Шелли «Озимандия», снова и снова с жаром повторяя те строки, в которых Озимандия призывает владык мира сего взглянуть на его свершения и отчаяться.
— «Откровение», 12:12, — зычно прогудел псих. Мне оставалось утешаться лишь приятным сознанием, сколь умножаются мои познания в области апокалиптических текстов.
— Сперва огнь лютый, — сообщил он, доверительно понижая голос и пытаясь привлечь внимание группки туристов. Осажденная четверка дернулась и опасливо обошла его стороной. Никто бы не стал их винить: псих был грязен, нечесан, а глаза его горели фанатичным огнем. — И видел я как бы стеклянное море, смешанное с огнем.
«Опять „Откровение“», — подумала я.
— «Откровение», 15:2, — провыл он. — Потом начнут умирать люди. Ибо возмездие за грех — смерть.
— «К римлянам», 6:23, — сказала я, не в силах сдержаться. Этот человек просто выводил меня из себя, сколько бы я ни винила общество за недостаток сочувствия к душевнобольным. Помимо всего прочего, он еще и распугивал моих покупателей. Разгар сезона, а народ шарахается от этой части улицы, как от чумы. И неудивительно. Я все еще маялась на подходах к магазину, надеясь, что он на что-нибудь отвлечется и я успею прошмыгнуть мимо. Я знала, что последует, если он заметит меня: «Екклесиаст».
— И нашел я, что горше смерти — женщина, — завопил псих, наконец углядев меня. — «Екклесиаст», 7:26.
Я поморщилась и стрелой промчалась мимо него на крыльцо магазинчика.
— Вина в том ваша, — пронзительно вскричал он, указывая на меня обличающим перстом и пристально глядя, как я взлетаю на последние две ступеньки и исчезаю за дверью. На сей раз стрелки весов качнулись в пользу Перси Биши Шелли.
— Лара, с тобой все в порядке? Да что с этим жутким человеком такое? — вздохнула Сара Гринхальг, когда я вбежала в дверь.
— По-моему, слетел с катушек, — безапелляционно заявил Алекс Стюарт, отставной моряк, наш незаменимый помощник по магазину. — А может, просто миллениум действует. Возрождает во всех нас какие-то примитивные страхи… Ты же читаешь газеты. По всему миру люди места себе не находят из-за примет в небе, воде и везде, где ни попадя. Послушать их, так сейчас появились абсолютно все, до единого, предзнаменования самого катастрофического конца.
— Уж лучше бы нашел для своих разглагольствований какое другое место, — посетовала я. — Слишком от него много убытков! Но и в полицию звонить не хочется, слишком он жалок.
Впрочем, теперь, оглядываясь назад, я думаю, что этот несчастный, хоть и несомненно находился не в своем уме, был прав. Возможно, не в прямом смысле. Но дьявол, во всяком случае его земной приспешник, ходил среди нас и, как ни больно мне это признавать, отчасти вина во всем произошедшем лежит на мне: ведь все развилось из моей неспособности справиться с деликатной личной проблемой.
Эта запутанная сага начинается — во всяком случае в полицейских отчетах, — с пожара, который испепелил мой магазинчик почти дотла. Однако лично для меня все завертелось на несколько месяцев раньше, в тот день, когда умерла Мод Маккензи.