Без десяти двенадцать я уже заняла наблюдательную позицию неподалеку от «Дорог древности», на противоположной стороне улицы. Стоял душный августовский день, в воздухе чувствовалось скорое начало дождя, а может, даже грозы. Без пяти двенадцать дряхлый седовласый старичок неровной походкой прошаркал по улице и не без труда отворил решетку перед дверью. Как водится у стариков, несмотря на жаркий день, он был закутан в невероятное количество одежек. Издали казалось, что он страдает сильным артритом. Он отпер дверь и тотчас же зашел внутрь, но табличка «Закрыто» так и осталась висеть на прежнем месте.
Наконец примерно в двадцать минут первого старичок вышел, отпер парадную дверь и перевернул плакатик другой стороной, возвещая, что галерея открыта для деловых посетителей. Я перешла через улицу и потянула за дверную ручку.
Даже по моим стандартам — а мне никогда не получить премии «Идеальная домохозяйка», — кругом царил кромешный беспорядок. Старый, вытертый и откровенно грязный ковер. Стойка завалена всяким хламом, повсюду разбросаны бумаги, учетная книга и все вокруг нее в пятнах кофе. Старикан как нельзя лучше вписывался в общую картину: пиджак его выглядел так, точно он хорошенько облил его мясной подливой, а волосы — точнее, то, что от них осталось, — судя по всему, давным-давно не знали ни шампуня, ни расчески. Из-под пиджака виднелся изъеденный молью серый вязаный жилет. Пока я стояла в дверях, разглядывая помещение, зазвонил телефон и старик начал перерывать груды бумаг в поисках аппарата. К тому времени, как он его нашел — на полу под стойкой, — телефон уже умолк.
Зато выставка товаров производила совершенно иное впечатление. Вдоль стен тянулись стеклянные шкафы, доверху набитые сокровищами. На верху каждого шкафа лежали экспонаты побольше: весьма многообещающие с виду африканские статуэтки, в том числе даже бенинская бронзовая скульптура, и премилые деревянные резные идолы. Экспозиция, насколько я могла судить, не придерживалась никакой конкретной тематики, разве что все вещи были очень-очень старыми и, по крайней мере на мой взгляд, подлинными. В центре комнаты стоял большой стол, также заваленный товарами.
Я наобум взяла какую-то маленькую фигурку, симпатичную синюю фаянсовую статуэтку дюймов шести в вышину. Это оказалось ушебти — изображение усопшего, вероятно, какой-то значительной персоны. Такие фигурки клали в египетские гробницы много сотен, если не тысяч лет назад, чтобы они служили мертвому господину. Всегда испытываешь фантастическое чувство, когда держишь в ладонях несколько тысячелетий истории, но при таких обстоятельствах поневоле задаешься вопросом — а легально ли это? Я перевернула статуэтку — сзади чернилами были выведены какие-то крошечные циферки. Музейный номер. Возможно, списанный, а возможно, и нет.
Я повернулась к стойке и обнаружила, что на меня устремлены глаза хозяина, почти скрытые за толстыми стеклами очков. На стене позади него висело несколько старинных гравюр, а прямо над головой, на фоне черной ткани — необыкновенный клинок, отделанный золотом. Не нож и не кинжал, как мы их себе представляем: тонкое лезвие и рукоять. Этот клинок был сделан из одного куска и формой напоминал колокол, с толстой рукоятью и кривым лезвием. Примерно шести дюймов в длину, золотого цвета, в отверстие на рукояти была продета нитка тонких бирюзовых бус. Я почти не сомневалась, что это «туми», церемониальный жертвенный топор древних народов Перу.
— Здравствуйте, — сказала я, подходя к столу. — Вы Эдмунд Эдвардс?
— А кто спрашивает? — раздраженно отозвался он.
Я протянула ему визитку. Сама не знаю, зачем я это сделала, разве что инстинктивно почувствовала, что надо сперва войти в доверие к старикану. Однако впоследствии мне пришлось еще горько пожалеть об этом жесте. Старик внимательно воззрился на карточку, а потом вскинул взгляд на меня.
— Я торговый агент из Торонто, — пояснила я на случай, если он не смог прочесть визитку. — Приехала в Нью-Йорк делать закупки для одного моего клиента, который, с вашего позволения, останется безымянным.