— А что, среди командования бывают дураки? — сдерзил я.
— Дураки бывают среди рядовых, сержантов, прапорщиков, лейтенантов, майоров, полковников, и генералы — тоже не исключение.
Преподаватель Павел Михайлович не лез за словом в карман и выражений подчас не выбирал.
— Ну хорошо, я не буду сообщать, и жители Земли погибнут счастливыми, ничего не подозревающими, — ответил я Павлу Михайловичу.
— На экзаменах таких вопросов не будет, — чуть помолчав, проговорил Павел Михайлович. — На тех экзаменах, что вы будете сдавать в нашем учебном центре через полтора месяца. А вот в жизни такой вопрос может встать. И к нему вы должны быть готовы.
— Ясно, товарищ полковник, — отозвались в один голос сразу несколько лейтенантов, и я в том числе.
Надо сказать, что далее в моей боевой практике таких вопросов не возникало, столь сложных решений от меня не требовалось. Да, я был офицер с высшим образованием, но подход ко мне, как правило, был таким. Стрелять умеешь? Да так себе, скромно говоря. Драться? Мастер спорта по боксу, стало быть, тоже немножко умею. Взрывать? Тоже обучен. Стало быть — вперед. Единственная твоя работа, Валентин, — война. Мысленно возражаю, что обучали и готовили меня для защиты Отечества, но как-то вяло у меня это получается даже в споре с самим собой. Да, за десятилетие с лишком моей службы из меня сделали отлаженную боевую машину. Я выполняю приказы, не более того. Поручено охранять Жукова, значит, буду охранять. И все, казалось бы? А вот и нет, получается.
Кажется, сейчас я с бойцами оказался перед вопросом, подобным тому, что задал мне тогда Павел Михайлович. В самом деле — повышенная секретность выполняемого задания говорит о том, что дело серьезное. Расшифровываться нельзя ни перед ФСБ, ни перед милицией. Комбриг даже предупреждал меня о статье за разглашение гостайны и брал на себя решение всех возможных трудностей. Теперь Комбрига нет. Скорее всего, его нет в живых, и он сумел уничтожить связь, чтобы неизвестный противник не смог добраться до нас. Что дальше? Остается одно — выполнять задание Родины, сохранить жизнь господину Жукову. Астероид не астероид, но что-то такое нам в затылок дышит. ТАКОЕ, о чем может знать лишь очень ограниченный круг людей. Столь повышенная секретность бывает лишь в экстренных, исключительных случаях. Утечка информации может привести к непоправимым последствиям. «Паника, давка начнется», как говорил незабвенный Павел Михайлович. Меня направили в распоряжение Комбрига с разрешения начальника главного штаба ВДВ. Что ж — задания Родины никто не отменял, стало быть, продолжим его выполнять. Пусть и в изменившихся условиях.
2
— Куда вы меня привезли?
Этот вопрос задал Жуков. Я препроводил его в апартаменты двухэтажного сельского домика, сообщив, что комната с одним окном на первом этаже полностью в его распоряжении. Рядом — лаз, ведущий в подвал, что позволит в случае чего укрыться там и выйти к огородам.
— Объект номер четыре, — деловым тоном пояснил я. — На случай особого периода место базирования диверсионной группы ВДВ.
Жуков — парень понятливый. Более вопросов он не задавал. Разведка ВДВ, как и всякая уважающая себя разведка, имеет несколько подобных объектов, где в случае так называемого «особого периода» можно отсидеться, переждать, подлечиться, подготовиться к выполнению поставленной задачи. Ну, а особый период это, как правило, война.
— Много народу знает про этот «объект 4»? — задал вопрос по существу Жуков.
— Он закреплен за мной, осведомлены еще несколько человек в разведотделе, сам адрес под грифом «секретно».
Жуков в ответ лишь кивнул. Вид у него был невеселый.
— Жарко, — вдруг произнес он, вытирая со лба испарину, и добавил: — Как на реакторе.
— А что, приходилось бывать? — тут же уточнил я.
— Да так… — неопределенно пожал плечами Жуков.
Слова лишнего из него не вытянешь. А жара действительно с самого утра какая-то лютая, сезону не соответствующая, как-никак начало сентября.
— Работать здесь сможете? — спросил я.
— Почему нет? — вопросом на вопрос отозвался Жуков. — Работать-то я могу. Вот только… Что дальше? Чему вы улыбаетесь, Валентин?
Я в самом деле позволил себе усмешку. Надо как-то разрядить обстановку, дать понять Жукову, что я уверен в себе и своих бойцах на все двести процентов.
— Ну, для начала определимся, — перестав улыбаться, продолжил я. — Кто командир? Вы или я?
— В боевых условиях — вы. А так — я, — произнес в ответ Жуков.
— А сейчас у нас какие условия?