Уже к полуночи из тридцати осталось пятеро, а к рассвету один.
– Рикки, – не то сказала, не то спросила Эри.
– Но впечатлило меня даже не это, – продолжил Доминик. – В начале вечера он, как и многие, был в одной рубахе, а утром уже в тулупе. Мои Охотники не спускали с него глаз и видели, что сам он никуда не отлучался. А вот его товарищи, те последние четверо, оставили ему одежду. То есть Хартон оказался не только упрямцем, но и кому-то другом.
– Когда это было? – спросила Эри.
Доминик назвал примерную дату, и она неожиданно расплылась в улыбке.
– Значит, тогда ночью это был он... – и на вопросительный взгляд Доминика пояснила: – Однажды я пряталась на этой лесопилке и оказалась рядом с пареньком, который... – она смущенно опустила глаза. – Это был Рикки, теперь я уверена. И ребятам в Индорфе он потом помогал при каждом возможном случае. Даже когда меня везли в Ровану, сумел-таки уличить возможность и передать сестре денег.
– Почему же ты от него ушла? – спросил Доминик.
Эри пожала плечами.
– Потому что привыкла убегать. Потом я вернулась, да только поздно.
– Знаешь, – Лис пошарил палочкой в золе. – Когда-то я любил одну женщину, но она прогнала меня. И не потому что не любила в ответ. Надин хотела поступить правильно. Рикки действительно помогал индорфцам и явно планировал служить верой и правдой. И однако ж, как мне рассказали, всё это бросил ради тебя.
– Ну, да, – Эри вздохнула, – а еще отправился за край света, чтобы меня спасти. Только чего теперь об этом говорить? Он в Аргоне, я здесь. И солнце уже давно встало – пора ехать.
Не верилось, но они проговорили всю ночь!
– Я тебе так скажу, – Лис поправил сапоги. – Ты не знаешь, что было бы, убей ты Арго. Может, в наш мир выбрались бы не заблудшие души, а сами драконы. Неважно, что они там тебе говорили, на деле могло получиться иначе. Так что надо не вздыхать о прошлом, а налаживать настоящее.
– Стараюсь, – ответила Эри, отвязывая лошадь. – И конечно, это всё пустые разговоры из разряда «если бы, да кабы», но меня предупреждали об Арго не один раз. И дело не в том, что он сумел разубедить, приведя неоспоримые аргументы. Просто для меня каждый, кто не враг, – друг. Даже если он убийца. И это не от доброты, а от страха. Я боюсь конфликтов.
– И между тем, – Доминик улыбнулся, – лезешь в их самую гущу.
– Надеюсь, однажды, – она забралась в седло. – Я научусь проводить черту. Давай поторопимся.
Его не надо было уговаривать дважды.
***
В те редкие минуты, когда край брезента приподнимался и ему приносили еду, Рикки старался разговориться с конвоирами. Среди них были люди разных возрастов от его ровесников до былых ветеранов с проседью. И все его одинаково игнорировали. Неоднократно он просил о встрече с Найдером, но в ответ была тишина. Рикки не был уверен не только в том, передавали ли предводителю его слова, но и был ли сам Найдер еще с ними. Процессию вполне мог возглавлять и кто-то другой.
Левая лодыжка Рикки была скованна цепью. Достаточно длинной, чтобы он мог перемещаться по клетке, но до дверцы едва доставать. Для побега понадобилось бы сначала избавиться от кандалов, а уж затем и от замка.
«Выход не всегда там, где вход», – думал он, исследуя прутья. Кое-где те были погнуты и казались слабым местом, но у Рикки с собой не было никаких инструментов, и даже нож сделать было не из чего.
Другой идеей было привлечь внимание патрулей. Каждый раз, заслышав голоса, он громко кричал. Пока были в Аргоне, его игнорировали, а вот в Лансии его конвоирам пару раз задавали вопросы. Он надеялся, что солдаты хотя бы приподнимут брезент. Но до этого так и не дошло. Видимо Найдер или кто-то вместо него держал при себе нужные бумаги. Разрешение везти преступника или что-то в этом роде. Патрульные замолкали и пропускали их вперед.
После нескольких бесполезных попыток, Рикки отчаялся и просто лежал, разглядывая неровности в брезентовом потолке.
Он вспоминал свое детство в Шадер и то, как тяжело было находить общий язык с Хартоном. Тот старался привить ему дисциплину и ключевые жизненные принципы, а он считал, что тот просто любит читать нотации и придираться. Хотя Эри неоднократно говорила ему, что зря он не ценит, что у него есть отец.
Когда в деревню прибыли Охотники, начался кровавый хаос, о котором даже сейчас было тяжело вспоминать. Хартон выступил настоящим лидером, собрал вокруг себя людей и попытался дать отпор захватчикам. Но они проиграли. И Рикки так и не успел сказать ему главного. Что был благодарен и что вёл себя, как упрямый дурак. Тогда, сидя в телеге с другими детьми, он обещал себе, что станет взрослее. Будет думать не только о себе, но прежде всего о Диане и остальных.