Ичивари покосился на воду. Костер уже греет, угли постепенно копятся. Пора бы заняться рыбной ловлей. А нелепая мавиви снова, кажется, вот-вот начнет плакать.
- Рыбу ты ешь? Тебе можно?
- Можно, - буркнула полукровка. - Сейчас. В этот сезон.
Ичивари не стал ничего уточнять дополнительно, кивнул и пошел к воде. Хотелось окунуться с головой и отрешиться от всех мыслей, зудящих просто-таки нестерпимо. Отец стал чужим лесу! Мавиви сознательно скрывается от народа, почитающего единых душами и оплакивающего их гибель. Слеза Плачущей была знаком не ему, а этой девочке... И не он надумал убивать, это его заманили в сарай, куда долго никто бы не заглянул. Все крики и мольбы были обманом. И вовсе эта мавиви не полукровка, рожденная от бледной сговорчивой матери: уж точно она не зря упомянула бабушку. Синеглазая мавиви - прямая наследница чудом выжившей единой души...
Слишком много нового и сложного. Ичивари вынырнул, отфыркиваясь. Быстро выбрался на берег и бросил на траву две рыбины. Почистил, выпотрошил, промыл. И пошел по мелкой воде к костру. Вряд ли мавиви понравилось бы вблизи наблюдать за чисткой рыбы. Так он решил, и потому все сделал сам и в стороне.
- Ичивари, - задумчиво выговорила мавиви, не оборачиваясь. - Бабушка мне говорила о воине по имени Ичива. Тот должен был хранить её сестру по дару. Кажется, это очень грустная история. Бабушка никогда не рассказывала её до конца. Там глина и травы. Для рыбы.
Ичивари кивнул: он и сам уже заметил приготовленную глину для запекания рыбы. Быстро обмазал и поежился, наблюдая, как мавиви играет с арихом. Гладит синие огоньки на углях, вроде бы ласково и уж точно без спешки перебирает тонкими пальчиками сами угли. Разгребает их, готовя место для рыбы. И снова укладывает на место. Если прежде он хоть немного, самую малость, сомневался в природе души этой светлокожей девочки, то теперь утратил повод к сомнениям. Огонь не жег её. Потому что дух его - арих - сам был частью этого удивительного существа.
Чем единая душа отличается от обычной? Однажды он спросил у деда, и тот повел в лес. Показал два сросшихся дерева с разными корнями и разными кронами. Обнявшиеся стволами и делящиеся соком... Сказал: видишь, у них одна душа на двоих. Так бывает даже с деревьями. И таковы мы, люди леса. В нас много намешано. Мы живем в зеленом мире, но мы и берем у него, выделяясь из леса в поселки. Мы вместе с ним и все же мы отделены... Провел пальцем по стыку стволов. 'Так мы ощущаем мир, внук. Через движение соков. Подспудно и неявно. Мы привязаны к своим корням и достаточно неповоротливы. Мы мало видим и слабо слышим. Мавиви иные. Они и ветер в кронах, и дождь на листьях, и солнце, играющее с облаком. Людей ты видишь, и глаза тебя не обманывают. Мавиви нельзя постичь зрением. Мы - деревья в лесу жизни. Они - сам этот лес и его закон жизни.' Это было, пожалуй, самое невнятное и сложное из дедовых пояснений. Ичивари долго думал и потом много раз ходил к тем деревьям. Он научился, глядя на пару сплетенных стволов, понимать двойственность 'ма' - души и 'хига' - телесного воплощения её. Но как постичь весь лес? И как может закон жизни помещаться в обычном воплощенном человеке, телесном?
Теперь Ичивари следил за движениями рук мавиви и снова гадал: насколько она - человек? И как в ней уживаются два столь несовместимых начала? Ребенок в возрасте четырнадцати-пятнадцати годовых кругов и безвременное, великое - дыхание самого мира...
- Смешной ты, - отметила мавиви. - Пялишься на меня так, словно это трудно - играть угольками. А сам-то собирался заняться куда как более страшным. У тебя отмеченные красным перья в волосах. Отец обрек тебя огню...
- Посвятил.
- Ты споришь со мной? - поразилась мавиви. - Или ты полагаешь, я не умею разговаривать?
- Что ты делала на батаровом поле?
- Ругалась с жуками и гусеницами, - дернула плечом мавиви. - Крупный батар вкуснее дикого. Они всей толпой вломились на поле. Меня позвали усовестить наглецов и спасти урожай. Мавиви всегда делали подобное. Разве нет?
- Хорошенькое дело! Значит, бледным ты помогаешь и они о тебе знают, - возмутился Ичивари. - А нам, людям леса...
- И много у вас пожрали посевов? - воинственно вскинулась мавиви. - Все меня зовут! Все. Только не знают, что меня. И потом твердят разные нелепости о везении и действенности амулетов. Суеверия. Кругом суеверия. И ты...
- Пень горелый, - подсказал Ичивари, широко улыбаясь и удивляясь себе самому. - Почему я не могу на тебя злиться?
- Потому что боишься медведя, - упрямо прищурилась мавиви. Покосилась на соседа и дернула плечом, хмурясь из последних сил: ей тоже было весело. - Ну ладно. Не боишься, хотя стоило бы. И я тоже на тебя уже не злюсь. Ты не совсем пень. Ты еще вполне даже живое дерево. Потому я, если честно, и не заметила тебя, пока ты не слез с коня. Обычно я ухожу до того, как меня увидят. Ты меня подкараулил. И я совсем растерялась... Доволен?