Мойши молча смотрел на него. Боцман распалял сам себя.
– Откуда я это знаю, пилото! Я хорошо знал Милоса Сегильяса, смею сказать, даже очень хорошо. Мы много раз ходили с ним в путешествия и возвращались с большим барышом. И не всегда мы были как хозяин и боцман, если ты улавливаешь смысл моих слов. Кто я такой на борту? Люди моря – это тебе не сухопутники, а? Нет условностей, запреты рассеиваются как туман, так ведь? А? Тут ты можешь быть самим собой. Тут нет цепей положения и происхождения. Таков был и Милос Сегильяс. Он был знатным господином, которому море и те, кто его любил, были более по сердцу, чем все серебро в мире. – Он прищурился и глянул на Мойши. – Море – жестокая любовница, а, пилото?Мы оба это знаем. Оно сурово и не умеет прощать, но, как влюбленная женщина, качает в объятиях тех, кто ей верен. Думаешь, чушь суеверная, а? – Он прочистил горло, сплюнул, словно выплеснул сгусток эмоций. – Слушай меня хорошенько, пилото. Милос Сегильяс был опытным бойцом. Опытным! Его не убили бы на дуэли так быстро, если бы… – Он замолк, рас крыв рот, словно пропасть разверзлась у него под ногами, и, произнося свои слова, он словно бы боялся их. – Его отравили, пилото. Отравили прямо перед дуэлью. Я видел его тело. Отравили зельем, которое мало кто знает, вытяжкой из растения, что растет далеко на северозападе. Но далузийцы мало знакомы с этим ядом.
– Но если сеньор Сегильяс был отравлен таким образом… то вряд ли это сделал его противник, – заметил Мойши.
– Точно, пилото. Ты попал прямо в точку. У врага сеньора Сегильяса был коварный сообщник. Настолько хитрый, что сеньор так и не заподозрил его.
– Ты о чем, Армазон?
– Именно так, пилото. Сеньора Сегильяса отравила собственная жена!
– Господи! У тебя есть доказательства?
– Доказательства? Сколько угодно. Но не из тех, что убедят судей. Но, ручаюсь, для меня этого достаточно. Я знал сеньора Сегильяса. И его жену тоже.
– А Офейя чтонибудь об этом знала?
– Ничего, пилото. И уж не из этих уст. Я ни единой душе ничего не сказал – только себе самому.
– Тогда почему ты рассказываешь мне?
– Ты сказал, что хочешь спасти Офейю. Хорошо. Ты не далузиец. Ты не родовит. Ты можешь делать то, что другие, скованные обычаями страны, не могут. Ты обязан помочь Офейе и сеньору Сегильясу. Ты должен отомстить за его смерть. Убей мать Офейи!
Мойши оторвал взгляд от этих синих глаз, горящих местью. Над горизонтом на северовостоке низко висели густые кучевые облака. Их верхушки были чисто белого цвета, но они все продолжали сгущаться, и нутро у них было черное. Грозовые облака. Близится шторм. Далеко, непосредственной угрозы нет, ветер еще не изменился. Но чайки по левому борту уже начали с криком поворачивать к суше.
Мойши твердо посмотрел в синие глаза.
– Не могу тебе этого обещать, Армазон. Меня беспокоит Офейя, а не ее мать или покойный отец.
Глаза боцмана вспыхнули, и он задрожал от гнева.
– Кобарде! – сплюнул он. – Ты влез в дело, в котором ничего не понимаешь! Ты чужой! Что тебе до Далузии? Она для тебя меньше чем ничто! – Он мрачно рассмеялся. – Ах! Ну, спасай себя от унижения, пилото. Бросься за борт, прежде чем достигнешь Корруньи. Пусть море позаботится о тебе, поскольку ты смотришь в лицо смерти и даже не знаешь этого! – Он резко отвернулся, обогнул мачту и чуть не сбил появившуюся Чиизаи, прежде чем исчезнуть в люке.
Чиизаи вскоре после их отплытия устроилась на носу, и весь день простояла там, изучая очертания берега и все время сравнивая его с подробной картой.
– Мы очень хорошо идем, Мойши, – сказала она, не обращая внимания на их перебранку с Армазоном. Показала на левый борг: – Смотри, мы почти у Синьтао.
Там, куда она показывала, он увидел яркокрасную кляксу города, куда меньшего, чем могучий Шаангсей, но посвоему не менее важного. Цвет города не был игрой света, поскольку именно тут добывалась знаменитая красная глина, которую доставляли во все кран континента человека. Она была лучшей в мире, и скульпторы, где бы они ни жили, предпочитали именно ее.
Свет сейчас был странным, поскольку большое грозовое облако еще не совсем закрыло горизонт и солнце все же пробивалось сквозь него, так что море светилось расплавленным металлом там, где лучи солнца прорывались сквозь облака, а в остальном оно было глубоко темным, словно железо, – это моряки называли следом Оруборуса. Над грозовыми тучами канареечножелтое небо угасало до холодного тусклосерого.
Мойши принюхался, расширяя ноздри.
– Он близится. И причем быстро. – И, словно в подтверждение его слов, над морем прокатился далекий, но грозный раскат грома. Он посмотрел налево. Чайки исчезли, укрывшись на берегу.
«Нам тоже пора», – подумал Мойши.
– Ун буке! – пронзил воздух пронзительный крик впередсмотрящего. Корабль.
– Доне? – спросил он.
– Аделанте!
Он посмотрел вперед. В первое мгновение он ничего не увидел – одни лишь вздымающиеся волны, темные и тусклые изза сгустившихся грозовых туч. Тучи были уже совсем близко. Но, присмотревшись, он увидел на фоне облачной гряды треугольный парус, который в тот момент словно нырнул прямо в волну. С угрожающей скоростью на волнах появлялись белые пенные гребни.
– Коль класе де буке? – крикнул он впередсмотрящему. Он не знал здешних вод, потому лучше было положиться на далузийцев.
– Моменте, пилото!
Беспорядочные порывы ветра все сильнее трепали паруса – шторм приближался. Такелаж жалобно скрипел. Обычно в таких случаях он приказывал убрать паруса, но какимто шестым чувством, открывавшимся в нем на море, он понял, что лучше подождать. Он поначалу захотел как следует удостовериться. Резко обернулся, когда очередной порыв ветра чуть не опрокинул их.
– Фирме, фирме, хихо! – крикнул он молодому, но надежному рулевому.
– Тебе не кажется, что нам нужно подойти поближе к берегу? – спросила Чиизаи.
– Пока нет. – Мойши обернулся, слушая впередсмотрящего. – Хелльстурм и так уже изрядно опережает нас. Мы не можем позволить ему увеличить свое преимущество. Не сомневаюсь, они опередили шторм. Мы должны преодолеть бурю.
– Я успела узнать, каковы шторма здесь, на северозападе. – Конечно, она имела в виду северозападнее ее страны, Аманомори. Мойши подумал, что относительно большинства стран континента человека Шаангсей находится на юге. – А плылато я на крепком трехмачтовике. Ты думаешь…
Но Мойши знаком приказал ей замолчать. Ему нужно было сосредоточиться.
– Уна лорха! – послышался крик впередсмотрящего.
– … Далузийская? – спросила Чиизаи.
– Вигиларсе сьюдадосаменте! – крикнул он впередсмотрящему. «Смотри повнимательнее». Тут было чтото не так. Он повернулся к рулевому: – А ла бабор! Априса! – «Быстро!» Джонка легла на левый борт, направляясь к берегу. Мойши, коротко глянув на паруса, снова стал неотрывно смотреть на другое судно.
– В чем дело? – спросила Чиизаи. Он не ответил.
– Роха! Дон эста?
Молодой моряк, работавший с мидельшпангоутом, крикнул, чтобы его подменили, и поднялся на мостик.
– Пилото. – Высокий, широкогрудый, мускулистый, с длинным и тонким лицом, на котором светились темные умные глаза хищника. Он был в белой хлопковой рубахе, темных штанах и яркокрасной головной повязке. Очень удобная одежда.
– Что скажешь? – Мойши показал на приближающийся корабль.
Моряк вгляделся вдаль.
– Лорха. Джонка.
– Далузийская?
– Сделана в Далузии. Это не одно и то же. – Он продолжал вглядываться вдаль, но в тусклом свете это было сложно. – Странный парус, – сказал он.
– В смысле?