Чиизаи, очарованная, стояла на пороге меркадо, словно на берегу края обетованного. Она привыкла наблюдать за ремесленниками за работой – каждый буджун был в чемто мастер. «Что хорошего в том буджуне – говаривал ее отец, – который только убивать умеет?» Но она никогда не видела столько мастеров одновременно в одном месте, и от этого у нее голова шла кругом.
Медленно она шла по длинным проходам между помещениями, глядя, как в одном мастер раскалывает неограненный алмаз, в другом женщина прядет серебристую пряжу, а там, дальше, мастер вытравливает кислотой на кожаных ножнах замысловатый тонкий рисунок.
Она остановилась, зачарованная, посмотреть, как женщина обтачивает камень, похожий на огромный рубин, в подобие человеческой головы. Подождала, пока женщина отложит инструмент, чтобы передохнуть, и спросила:
– Это будет мужчина или женщина?
Женщина обернулась, смахнула пот со лба тыльной стороной ладони. Она была темноволосой, с удлиненными глазами, пухлыми губами и длинной точеной шеей. Чиизаи сразу же позавидовала ей. Чиизаи показалось, что лицо ее было олицетворением решительности.
– Женщина, – ответила она. – В конце концов из этого получится женщина.
– Это очень трудно?
– Милая, – рассмеялась женщина, – это почти невозможно.
– Тогда почему ты этим занимаешься?
– Потому что я, вопервых, здесь, а тут никто, кроме меня, на такой труд не отважится, будь он мужчина или женщина. Это моя вторая попытка, поскольку первый свой опыт я считаю неудачным. – Она протянула руку с тонкими длинными пальцами и, словно некое странное насекомое своими усиками, коснулась ими холодной неровной поверхности рубина. – Подойди, милая, и ощути то же, что и я. – Чиизаи протянула руку. – Но я, видишь ли, люблю этот рубин сам по себе, – продолжала женщина, – поскольку он не открывает мне самую свою суть. – Она улыбнулась. – Держится до конца.
– И это важно, – сказала Чиизаи, сама не понимая, вопрос это или нет.
– Для меня это так же важно, как дышать, – ответила женщина. – Поскольку без чудес жизнь теряет смысл, и мне останется только опустить вечером голову на подушку и пожелать себе никогда не проснуться.
Чиизаи неохотно отняла руку от рубина.
– У тебя есть чтонибудь из законченного? Я бы хотела посмотреть, – сказала она.
– Не думаю. – Женщина порылась под прилавком. – Погодика, я нашла коечто. – Она достала фигурку воина, вырезанную из тигрового глаза. – Боюсь, не слишком хорош. Это ранняя работа. И все же… – Ома поставила фигурку на прилавок, и Чиизаи взяла ее. Чтото в этой фигурке привлекло ее.
– Лицо этой фигурки кажется мне чемто знакомым.
– Это тудеск, – сказала женщина. – Ты бывала в РайнТудеске? Я оттуда родом.
Чиизаи подняла взгляд.
– Ты тудеска?
Женщина кивнула.
– Меня зовут Мартина. – Она протянула ей руку. – А тебя?
– Чиизаи. Я буджунка. – Она пожала холодную крепкую руку. – Прости мое невежество, но я думала, что все тудески светловолосы.
– Большинство. Но, видишь ли, я тудеска только по матери. У меня ее светлые глаза, но волосы, насколько я понимаю, отцовы.
Чиизаи снова глянула на фигурку. Резьба была великолепна. На лице воина была явно видна жестокость.
– На нас вчера напали тудески, – сказала она. – На море. – Она чуть подождала, потом добавила: – Похоже, ты не удивлена.
– А чего же удивляться? Они злой народ. Потому я теперь и живу в Далузии.
– Но ты же вырезала его, – показала Чиизаи на фигурку.
– Да. Как напоминание.
– О чем?
– Мой отец пришел с моря. Он был пиратом. Както раз его занесло в РайнТудеску. Там он и повстречался с моей матерью. Теперь они оба мертвы.
– Извини.
– Ладно. Мои родители были необычными людьми. Но мать преступила закон, и за этот грех они оба были убиты.
– Что она такого ужасного совершила, чтобы заслужить смерть?
– Она вышла замуж за моего отца, – ответила Мартина.
Она обернулась, как только Мойши притворил за собой дверь, и издала чтото вроде покорного вздоха.
Глаза ее вспыхнули, и в их нефритовой глубине он увидел коричневые точечки. На ней была свободная шелковая блуза цвета сливок, собранная у ворота на шнур, в овальном вырезе виднелась грудь. Еще на нем была длинная юбка такого темного зеленого цвета, что казалась почти черной.
– Ты! – прошипела она. – Как ты сюда пролез?
«Нет, чтобы спросить – чего тебе надо», – подумал он.
Руки ее свободно висели по бокам.
– Я влез в окно на втором этаже.
– Выметайся отсюда сейчас же!
Это обеспокоило его, поскольку в ней не было страхе и даже сейчас ее руки не сжались в кулаки.
– Не уйду, пока не получу ответов на коекакие вопросы. – Ему пришлось оторвать взгляд от ее вздымающейся груди. Это повредит делу. Он шагнул к ней.
– Сеньора…
– Вон! – Она не собиралась уступать.
Его тело напряглось само по себе, и он начал волноваться, поскольку ему нужно было добыть эти сведения.
– Сеньора, прошу вас. Вы должны выслушать меня. Жизнь вашей дочери…
– Я не собираюсь с тобой разговаривать, – ледяным голосом отрезала она.
Перед глазами Мойши возник лежащий в переулке мертвый Каскарас.
– Я не уйду.
Она шагнула к нему, и, прежде чем его отбросила назад полная силы ее молниеносная атака, он понял, с чем имеет дело. Когда она прыгнула, он успел увидеть ее собранные вместе вытянутые пальцы. Они оба упали, вцепились друг в друга и покатились по полу – он понимал, что, как только перестанет двигаться, ему конец. Одноединственное слово вспыхнуло у него в голове, когда он ударился затылком о деревянные доски и увидел нависшую над ним тень, – коппо.
– Народ РайнТудески живет только по законам, – говорила Мартина, когда они попивали компанью. – Рождаются и воспитываются по законам. В тенетах законов. Так живет эта страна. Рационально и легко. Бескровно. – С лица ее сбежал цвет, когда она рассказывала об этом. – Тудеск может вступить в брак только с тудеской, и никак иначе.
Чиизаи не сказала ничего, только смотрела в золотую глубину вина.
– Тудески ненавидят чужаков, – продолжала Мартина. – О, они терпят тех, торговля с которыми жизненно важна, но в РайнТудеску очень мало кого допускают, и командам купеческих кораблей, привозящих товар, не разрешается сходить на берег, а любой чужак в стране постоянно находится под конвоем.
– И ты не вернулась.
– Нет, – ответила Мартина. – И не вернусь.
– Ты не знала тудеска по имени Хелльстурм? – вдруг спросила Чиизаи.
– Нет. А что?
Чиизаи покачала головой:
– Да ничего. Просто вы оба тудески.
– Меня не интересуют другие из РайнТудески, Чиизаи.
– Может, тогда ты знала далузийского купца по имени Каскарас?
– О да, конечно. – Мартина налила им еще вина. – Но я уже много сезонов не видела его. Он собирался уезжать из города. Обычно он снимал вот эту лавку. – Она показала в пустоту меркадо. – Но это было уже давно. Мы были в хороших отношениях, поскольку он торговал старинными вещами.
– Значит, ты хорошо его знала?
Она покачала головой, окруженной ореолом темных волос:
– Да нет. Емуто хотелось бы получше… познакомиться со мной. Но я обнаружила, что некоторые из его старинных предметов были крадеными.
– Из собраний?
– Нет. Он грабил усыпальницы. По ночам отправлялся на добычу. Обычно к северозападу от города.
Он знал те места так хорошо, что я не раз советовала ему бросить грабеж могил и стать картографом. – Она слегка улыбнулась Чиизаи. – Конечно же, он не слушал меня. Слишком любил опасность… да и огромные барыши тоже.
– А Каскарас ни о чем не рассказывал тебе, когда вы в последний раз виделись с ним? Хоть о чемнибудь?
– А почему он так тебя интересует?
– Его убили, Мартина. В Шаангсее.
– В Шаангсее? – Мартина широко открыла глаза. – С чего это его занесло так далеко на юг?
– Его преследовал тот самый Хелльстурм. Ктото пытал Каскараса. Мы думаем, что это Хелльстурм.
– Если Хелльстурм тулеек, то есть способ узнать это наверняка.
– Да? Как?