— Но теперь то ты один из нас. Ты ведь не уйдёшь, верно? — Грезэ заглянула в его аметистовые глаза.
Странно, но в эту секунду они на миг переменились. Стали более… Тёплыми.
Эспен повернулся к ней.
— Не уйду. Я не помню ничего кроме этого места, но… Мне не нужно больше. Мне не нужен этот весь мир с его городами, горами, морями и океанами. Мне достаточно возможности просто прожить здесь всю жизнь… До ста лет… Вместе… — дыхание паразита спёрло, он и сам понятия не имел о том, что сейчас говорил, — Вместе с тобой…
И человеческое тело само взяло Грезэ за затылок, притянуло к себе и впилось губами в её губы.
В этот момент он думал только об одном:
«Как сильно поколотит меня Гунхильдр утром?»
Прошло три года, кончилась Осень, прошла и Зима.
Эспен женился на Грезэ. Удивлением для старика Ярона стало только то, что после того как герой возвёл (не без помощи других мужиков) сруб и поселился там с супругой, девушка стала грамотней разговаривать.
Положительно влиял ли на неё Эспен, или она сама захотела соответствовать своему мужчине, так и осталось загадкой. Молодожёны не поспели завести ребёнка Осенью, а по Зиме их удержала ворожея, дескать, высок риск, что дитя не переживёт.
Опасения её были оправданы, как потом понял паразит. Зимы на Карцере были смертельно опасными. И дело даже не в холоде, который мог превратить человека в глыбу льда без одежды за пол минуты.
Хищные звери, которые не впадали в спячку, шли по ночам охотится в деревни людей. Обычно, всякие волки опасались подходить к ним, но Зимой, когда найти еду практически нереально, перед лицом голодной смерти они теряли чувство страха и нападали на сёла.
В одну из ночей, мать Мары разорвали прямиком на пороге её дома, когда она решила выйти на улицу и достать из земли охлаждённую настойку в честь дня рождения младшего ребёнка (4-летнего сына).
Порой, на площадях валялись и сами волки, убитые сородичами за кусок утащенного у людей мяса. Но порой, бывали и столь отчаявшиеся хищники, что забредали посередь дня в Малые Дубки. И если рядом не было охотника или адепта при оружии, то это могло обернуться бедой для нескольких крестьян.
Таким образом, за Зиму, Малые Дубки потеряли безвозвратно шестнадцать жителей.
Эспен, которого обучил Гунхильдр, почивший от болезни на второй год Зимы, уходил один в лес раз в неделю и возвращался оттуда с мясом. Как правило, это был десяток-другой русаков, пойманных при помощи щупалец, которыми паразит шерудил под метровыми сугробами.
Но была и крупная дичь. Олени, лоси, лисы, волки, но последних, как правило, пускали на шкуры, поскольку мясо их дурно пахло и было довольно жёстким. Благодаря Эспену деревня не голодала, поэтому и позволяла брезговать плотью серых хищников.
Это, пожалуй, была единственная прихоть, поскольку в остальном, проблем были целые горы. Какие-то воры из соседних деревень выкрали часть запасённых дров. Искать было бессмысленно, за ночь от них даже запаха не осталось, ни то, что следов.
Пришлось тогда сооружать экспедицию по добыче дерева. Рубить мёрзлые деревья — дело не из простых. По итогу, один из охотников был сожран волками, а два лесоруба захворали, да и окочурились через пару дней.
Сам паразит, успевал между делом заниматься своим внутренним развитием, стремясь к уровню «зверя». Ночью он практически не спал, пожирая телум, а днём, всегда старался совместить труд с тренировкой. Перемещался исключительно бегом не взирая на лютейшие морозы, если приходилось таскать тяжести, то обязательно делал сотню-другую приседаний по дороге.
В выходные дни, пока вся деревня парилась в бане, он отрабатывал удары мечом и лишь под вечер, когда никого не оставалось, герой шёл туда вместе с Грезэ.
— Как потренировался? — спросила нагая девятнадцатилетняя жена.
— Как обычно. По Весне, надо будет испробовать кулаки на дереве. Тесть сказал, что «дикарь» преодолевший пол пути до «зверя» может оставить вмятину в дубовой коре без единой царапины. — ответил Эспен, расслабляясь под ударами веника.
— Ясненько. Всё-таки хочешь быть старостой после отца?
— Почему бы и нет. Быть старостой — значит сытно есть.
Девушка замерла на секунду, но продолжила хлестать мужа листвой. Она с первого дня их брака замечала странную тягу Эспена… к еде. Вернее, к её изобилию.
— Ты постоянно говоришь о сытости, но я не помню, чтобы мы хоть когда-нибудь голодали. Вернее, ты стремишься к изобилию всего необходимого.
— А разве не все люди к этому стремятся? — спросил черноволосый.