— Если гость уходит не попрощавшись, то это вовсе не значит, что он остается гостем. Тарру перестал быть хозяином, а значит, имел все права вызвать мастера Нанджи. Вы вмешались в честный поединок.
Все это смехотворно. Уолли уверен, что на такое утверждение есть свой ответ, но даже страх смерти не может заставить его мозг работать.
— Нанджи, — прохрипел он, — поговори немного.
Нанджи печально поднял голову.
— Я признаю обвинение, — сказал он. Потом он опять поставил локти на колени, сжал свои большие руки и принялся разглядывать пол вокруг ботинок Йонингу.
— Что ты говоришь!
На этот раз Нанджи даже не поднял головы.
— Я позволил своим личным привязанностям возобладать над законами чести. Я счастлив, что спас вам жизнь, светлейший Шонсу, но я не должен был этого делать.
— Но что же, черт возьми, мне оставалось делать? — спросил Уолли, обращаясь к Имперканни и Йонингу. — Мы — его гости, а он приготовил нам в комнате ловушку. Под угрозой смерти он заставлял воинов приносить ему третью клятву. Для этой клятвы нужны особые причины, а его единственной причиной было желание украсть мой меч, меч Богини! Они не называли его «повелитель». Все это он держал в секрете — еще одно нарушение законов чести.
— Вы присутствовали при этом, светлейший?
— Нет, — Уолли вздохнул. — Обо всем этом мне рассказали рабы.
Нанджи взглянул на него и закусил губу. Рабы не могут давать показания. Светлейший Шонсу сам рубит сук под собой. — Мастер Бриу признался в том, что принес третью клятву! — воскликнул Уолли. — А нападение на мастера Нанджи…
— Получается, что этот Бриу или ослушался своего повелителя, или солгал вам?
Уолли хотелось биться головой о стену. Ответа найти он не мог. Катанджи подтолкнул брата. Нанджи, не оборачиваясь, отмахнулся.
— Кто первым пролил кровь? — спросил Йонингу.
Вот оно — лучше смерть, чем бесчестье. Во что бы то ни стало надо оставаться честным. Если враги бесчестно его убивают, это плохо, за него надо отомстить. По их понятиям Уолли следовало бы просто войти и дать себя зарезать или ждать, пока Тарру сам до него доберется. Виноват тот, кто бросил камень первым.
Некоторые воины предпочли умереть, чем принести Тарру третью клятву… Но кроме рабов этого никто не видел.
— Начал я! — сказал Уолли. Сам он думал о Джангиуки, но они решат, что он имеет в виду Трасингджи. А какая разница?
Наступившее молчание нарушил Имперканни.
— Светлейший, почему вы освободили своего вассала и подопечного от его клятв?
Вероятно, этот поступок кажется им весьма странным, но Уолли просто хотел хоть как-то обезопасить Нанджи.
— Я надеялся, что его выпустят, — ответил Уолли, — его и остальных.
Имперканни и Йонингу посмотрели на всю эту компанию, потом друг на друга — две рабыни, мальчик, ребенок и нищий? Из-за чего столько хлопот? Имперканни сложил на груди руки и задумался, глядя на Нанджи. Да, обвиняемый озабочен тем, как оправдать сообщника, вина Уолли очевидна.
— Я бы хотел знать, что случилось, когда вы сюда прибыли, мастер. Почему достопочтенный Тарру вызвал вас на поединок?
Нанджи поднял глаза и хмуро встретил его взгляд.
— Это я его вызвал, светлейший, — сказал он.
Для Имперканни этот случай оказался слишком сложным. Он нахмурился.
— Судя по вашим знакам, мастер, вы совсем недавно были Вторым.
— Еще сегодня утром, светлейший.
Очень трудный случай; оба они, кажется, не в себе.
— Сегодня утром вы еще были Вторым, а днем вызвали на поединок Шестого?
Нанджи взглянул на Уолли, и вдруг его лицо озарила мгновенная улыбка. Но лишь на мгновение. Уолли ужасно захотелось треснуть его по шее. Горрамини и Ганири знали, как вывести Нанджи из себя. Наверное, все в охране это знали. Тарру достаточно было сказать что-нибудь насчет ковровщиков.
— Он вас оскорбил? — спросил Имперканни.
Нанджи пожал плечами.
— Да. Он хотел затеять драку, но оскорбления в свой адрес я пропускал мимо ушей, а потом он оскорбил моего… друга, светлейшего Шонсу. Но его здесь не было, и он не мог себя защитить.
Воины переглянулись Уолли начал понимать, что будет дальше.
— И что он сказал? — спросил Имперканни. Нанджи не отвечал, и тогда Седьмой добавил. — Светлейший сейчас здесь, он сможет себя защитить.
Нанджи взглянул на него сердито.
— Он сказал, что светлейший Шонсу — убийца.