— Как он это сделал? — удивленно спросил Уолли.
— Ударил их по ногам. Очень хорошо действует. — Иннулари удовлетворенно огляделся. — Вся эта система очень хорошо придумана. Не пытайтесь двигать камень. Возможно, вам удастся его оттолкнуть, но тогда он упадет на ступни и переломает вам все кости.
Уолли опять лег, приняв это второе, доступное ему теперь положение, и с удивлением обнаружил, что пол совсем мокрый. Запах здесь еще хуже, чем зловоние в городе. Он вспомнил о таинственном мальчишке и его словах насчет подобия ада… С одной стороны — казалось, что в речах малыша больше логики и смысла, чем во всем этом безумном мире, но с другой стороны, поверить ему было труднее всего. И этот фокус с бусами, и то, что сейчас…
Целитель тоже лег. Он был самый настоящий болтун, как понял Уолли, и значит, ко всем его страданиям добавлялось еще одно, но назойливый сосед мог стать и полезным источником информации.
— Ваша потеря памяти — это любопытный случай для целителя, светлейший. Я никогда раньше не встречал таких симптомов, но о них упоминается в одной из наших сутр. — Он нахмурился. — Меня удивляет, почему жрецам не позволили провести изгнание, ведь лучшего лечения и не придумаешь. Несомненно, вами завладел демон.
— Кажется, об этом и шла речь, — вздохнув, Уолли стал объяснять. Он пытался припомнить тот спор, который разгорелся, когда его оттащили в одну из задних комнат; Хардуджу требовал, чтобы самозванца сделали рабом, Хонакура утверждал, что он — богохульник, а остальные жрецы, кажется, говорили о демонах. Тогда у него создалось впечатление, что этот спор — лишь звено в цепи многочисленных интриг, ведущихся между Хонакурой и Хардуджу.
Целитель, обрадованный тем, что получил порцию храмовых сплетен, пояснил:
— Если бы изгнание, проведенное священным Хонакурой, не достигло цели, это значило бы, что Богиня отвергла старого жреца, а такой исход — конец его карьере. Что, в свою очередь, вызовет существенные перемены в верхах.
Еще лучше.
— Ну, по крайней мере, они не позвали целителя, — сказал Иннулари. Я бы, например, не стал этим заниматься — при всем моем уважении, светлейший.
— Почему? — спросил Уолли; боль не могла заглушить любопытства.
— Потому что перспективы неутешительны, — он взмахнул рукой, показывая вокруг. — Именно так я и попал сюда. Я отказался от больного, но это была богатая семья, и они предлагали мне все больше и больше. В конце концов моя жадность победила, да простит меня Богиня!
Уолли осторожно повернул голову.
— То есть если пациент умирает, то целитель попадает в тюрьму?
— Да, если у родственников есть связи. — Иннулари вздохнул. — Мною овладела алчность. Но это была идея моей жены, так что ей самой приходится сейчас все расхлебывать.
— И надолго ты здесь?
Несмотря на удушающую жару, маленький человечек вздрогнул.
— О, я думаю, до завтра. Я тут уже три дня, а суд принимает решения быстро.
А что потом? Судилище, конечно. Уолли опять приподнялся и посмотрел на тех людей, что сидели вокруг. Ни одного прекрасного юноши. Тогда это не человеческие жертвоприношения, а казнь. А те, кого сбросили в водопад, были, выходит, преступниками? В основном, пояснил целитель. Или, конечно, рабы, в которых уже не нуждаются. Иногда люди добровольно отправляются к Богине — очень больные или старые.
— А кто-нибудь остается в живых? — задумчиво спросил Уолли.
— Я думаю, один из пятидесяти, — ответил целитель. — Один раз в две или три недели. Большинство же Она строго карает.
Дальнейшие расспросы показали, что кара заключалась в том, что жертву избивали и калечили — практически не было случаев, чтобы кто-то остался невредим. Тем не менее о своем будущем целитель думал спокойно, убежденный, что его приступ жадности — небольшой грех и Богиня легко простит его. Уолли не мог понять, на самом ли деле маленький человечек свято верит своему божеству или же он просто пытается сохранить присутствие духа. И то и другое казалось Уолли просто невероятным. Некоторое время спустя привели еще одного — молодого раба, которого посадили рядом с Уолли. Он с ужасом посмотрел на знаки воина и не произнес ни слова. В конце концов Уолли решил, что перед ним врожденный идиот.
День тянулся бесконечно долго, боль, жара и все возрастающая вонь становились просто невыносимыми; солнце превратило эту влажную клетку в настоящую парную. Толстый целитель продолжал свою бессмысленную болтовню: возбужденный встречей с Седьмым, он стремился пересказать историю всей своей жизни и описать каждого из своих детей. Потом он вернулся к вопросу о суде. Обвиняемый на нем не присутствовал — сама эта идея показалась Иннулари странной — и обычно узнавал о приговоре только тогда, когда его доставляли к месту казни. Да, случаи оправдания иногда бывают.