— Или я умру, вы сами так сказали.
— Да, это так, — отозвался старик печально, — сейчас опасность возросла, ибо если правитель застанет вас больным, он несомненно вызовет вас на поединок. Это — его последняя надежда.
— Нет, все не так, — глухой голос звучал все с той же непривычной мягкостью. — Я объясню. Вы не существуете, светлейший — я правильно говорю? — священный Хонакура. И ты, прекрасная Джа, как ни жаль, тоже не существуешь. Вы оба — порождения больного рассудка. На самом деле я Вэлли Смит. Я болен. У меня… о черт! Опять забыл! У меня в мозгу насекомое…
Он посмотрел на их лица и разразился громким низким смехом.
— Не то говорю, да? Жук? Это тоже маленькое насекомое, да? Какое-то насекомое меня укусило, и началось воспаление мозга. Я много спал, и у меня были странные… сны. — Он опять в раздумье потер подбородок. — Мне кажется, что имя «Шонсу» в них звучало. Во всяком случае, я был очень болен. Вот поэтому вы и не существуете. Я все это придумал.
Посмотрев на жреца, он нахмурился.
— Видимо, я не выживу, потому что прилетела моя сестра, она прилетела из… Ну ладно, не будем об этом!
— Светлейший, вы ударились головой, — произнес Хонакура тактично. — Повреждения головы так же, как и воспаление мозга, могут вызвать странные сны и даже дать дорогу младшим демонам. Утром можно будет провести еще одно изгнание.
— Утром, — сказал воин, — я проснусь в… доме исцеления. Или, может быть, уже умру. Я очень болен. Но изгнаний больше не надо. И дуэлей. И воинов.
Наступило долгое молчание.
— Интересно… — Жрец вытер губы. — Когда я был еще мальчишкой, примерно две жизни назад… Пришел воин, он искал новобранца. Конечно, все мальчишки хотели принести воинскую клятву, — он усмехнулся. — Поэтому он устроил нам испытание. Вы знаете, какое это было испытание, светлейший?
— Нет, — мрачно отрезал воин.
— Он заставил нас ловить мух.
— Мух? Мечом?
Старик опять усмехнулся и посмотрел на Джа.
— Рукой, светлейший. Мало кто может поймать муху рукой. Но вы это делаете — вы ловите их не глядя.
Теперь и воин слегка усмехнулся, но по-прежнему остался мрачным.
— Тогда как вы, священный Хонакура, приманиваете их своими речами. Давайте поговорим обо всем этом завтра — если вы не исчезнете.
Жрец поднялся — казалось, он еще больше постарел и сморщился, поклонился, пробормотал официальные слова прощания, вышел, раздвинув шторы, и отправился вниз по склону.
А Джа осталась наедине с воином.
4
— Мухи! — фыркнул он. — Джа, есть хочешь?
Она умирала от голода. Она не ела весь день.
— Я могу принести еду из кухни, светлейший. Она не очень хороша для такого как вы, светлейший.
Он подхватил корзину и поставил ее на кровать, куда еще падал свет.
— Думаю, это то, что нужно, — сказал он. — Да! — С возгласами изумления он стал вынимать и ставить на шаткий столик завернутые в полотно большие серебряные блюда. — Да тут целое состояние! Если на нас нападут разбойники, мы будем швырять в них вот этим, точно? Ложек и вилок хватит на целую банду. Ты сможешь отбиваться от разбойников вилкой, пока я сбегаю за подмогой?
Она смутилась и не знала, что сказать. Ей следовало накрывать для него на стол, а не наоборот, но никогда раньше она не видела таких блюд и не слышала таких ароматов, как те, что наполняли сейчас домик. И он задал какой-то вопрос — кажется, пошутил, а с шутками рабу всегда трудно.
— Я попытаюсь, светлейший, но только если вы поторопитесь.
Седьмой улыбнулся, и в темноте сверкнули его белые зубы.
— Вот свеча, — сказал он. — Ты сможешь ее зажечь? Я — нет.
Достав с полки кремень, она зажгла свечу, и по столу заплясали отблески пламени.
— Ужин при свечах для двоих, — сказал он. — Прошу прощения за наряд. Ну, садись и рассказывай, что мы будем делать.
— Светлейший… — она пыталась возразить. Ей нельзя садиться за стол со свободным человеком.
Он стоял у стола, держа в руках бутылку, его лицо и вся фигура выступали из темноты, освещенные снизу неверным пламенем свечи.
— Когда твоя хозяйка, эта, как ее… Кикарани? Когда она давала тебе указания, она сказала, что ты должна делать, когда я проснусь?
— Да, светлейший, — Джа опустила глаза.
— И что же? — в его голосе не было ни угрозы, ни гнева, а только веселье.
— Я должна делать все, что вы скажете, светлейший.
— Вот как? Все?
Она кивнула, не поднимая головы.
— Есть некоторые вещи, которые я не должна делать с паломниками, светлейший, даже если они попросят. Но она сказала… Она сказала: «В этот раз делай все что угодно, все, только смотри, чтобы он оставался там».