Но перемены определенно витали в воздухе. Эйс Лайонс только что получил известие о своем повышении. Ему предстояло получить четвертую звезду и отправиться на Гавайи, где он стал главнокомандующим Тихоокеанским флотом.
Последствия этого шага были огромны. Быстрый просмотр главкомов или заместителей главкомов ВМФ показывал, что многие из них служили в Седьмом флоте, возглавляли Тихоокеанское командование или были назначены главнокомандующими Тихоокеанским флотом. Таким образом, существовала вероятность, что перемещение Эйса в конечном счете приведет к его выбору в качестве главкома ВМФ.
Однако, оглядываясь назад, можно сказать, что повышение было эффективным — даже коварным — способом вытащить Эйса из города и из петли власти. Он воспринимался большей частью военно-морского истеблишмента, который в основном состоял из бюрократов-атомщиков, как нарушитель спокойствия, подстрекатель толпы и жесткий человек.
Эйс, возможно, и был способен представлять военно-морской флот на переговорах с Советами в Москве, по поводу инцидентов на море в 1984 году, но дома он представлял твердолобую, казалось бы, несговорчивую точку зрения, которую другим четырехзвездочным адмиралам было сложно переварить.
Что больше всего их беспокоило в Эйсе, так это имевшийся у него менталитет воина. Он был дерзок и нетрадиционен. Он мог ругаться как старшина, он уважал людей, которые служили под его началом, он настаивал на том, что надо встряхнуть систему, и он не боялся называть вещи своими именами. Это сочетание делало его слишком большой угрозой для слишком многих. Таким образом, Эйса повысили с его штабной должности по планам и политике, где он не командовал большим количеством людей, но то, что он говорил и делал, имело существенное влияние на весь военно-морской флот США двадцать четыре часа в сутки. Вместо этого его отправили в Гонолулу, где он командовал более чем 250000 человек личного состава и управлял годовым бюджетом в размере более 5,5 миллиардов долларов, но был благополучно удален из политического мейнстрима.
Что еще более важно, так это то, что касалось меня и моих маленьких операций «Красной ячейки». Теперь Эйс будет в шести тысячах миль от возможности прикрыть тыл Подрывника Дика.
Конечно, ужасные последствия перевода Эйса не сразу дошли до меня. Ни в коем случае. В самом деле, если бы в 1985 году я так же остро ощущал опасность попасть в засаду, как в 1967-м, у меня на затылке волосы встали бы дыбом и я бы бродил по коридорам Пентагона с заряженной винтовкой М-16. Но этого не случилось. Мне было слишком весело. Мы с ребятами собирались провести выходные в День труда 1985 года с Рональдом Рейганом. Ну, на самом деле, мы были не с президентом, а с его самолетом. Борт ВВС №1 размещался на военно-морской базе Пойнт-Мугу, примерно в 125 милях от президентского ранчо в Санта-Барбаре, когда там отдыхали Рейганы. Со всей дополнительной охраной вокруг, это казалось прекрасной возможностью поиграть в наши фирменные развлечения и игры.
Командиром базы в Мугу был военно-морской летчик по имени Горди Накагава. Горди дважды был военнопленным: сначала как интернированный во время Второй мировой войны, а затем как военно-морской летчик, когда его захватили вьетконговцы. Я любил и восхищался Горди. В отличии от большинства командиров баз он серьезно относился к безопасности. Он даже сформировал команду специального вооружения и тактики на Пойнт-Мугу — она была необычна тем, что в ней были и мужчины, и женщины — которых он любовно называл своими Рэмбо и Рэмбеттами.
Горди Накагава был стрелком мирового класса и игроком, и ему нравилась перспектива того, что его люди получат возможность сыграть рок-н-ролл с «Красной ячейкой», когда борт №1 будет на земле. У Секретной службы была иная точка зрения.
— Мы не играем в игры, — сказали они. — Точка.
Я пожал плечами. Как угодно. Просто потому, что они не хотели играть с нами, не означало, что мы не могли играть с ними.
Мы перебросили всю «Ячейку», за исключением Хартмана, которого оставили присматривать за офисом, в Калифорнию, за что он так меня никогда и не простил. К счастью для него, «Стрелок» в День труда был открыт.
Мы с Горди остановились именно на этих выходных, потому что даже с бортом №1 на взлетной полосе база будет напоминать Сонную Лощину. Работа не присутствует в лексиконе военно-морского флота по выходным — особенно в длинные праздничные выходные. Тревога никогда не была профилактическим словом на флоте по воскресеньям, когда все отсыпаются. Это исторический факт: помните Перл-Харбор?