Он слышал, как они то и дело ворчали:
— Неужели он никогда не устает от сражений? Война, война… Мы достаточно воевали. Пора наслаждаться захваченной землей. Будем удерживать то, что мы уже имеем.
Они знали, что он собирался сказать. Он уже сотни раз им это говорил. Они хотят вспахивать поля и сажать семена, наслаждаться землей, которую получили. Ну, подумаешь, горстка хананеев вернется. Мира, мы хотим мира! Но мира-то у них не будет. Бог предупреждал их. А они не слушали.
Опираясь на свою палку, Халев чувствовал себя побежденным. Его дух готов был принять вызов, но тело стало сдавать. И не было никого, кто мог бы поднять и объединить его сыновей, некому было их вести. С тех пор, как они снова захватили Хеврон, а потом отдали его левитам как город-убежище, они перестали его слушать.
Обида Меши росла с каждым годом. Халев устал слушать одни и те же жалобы.
— Мы пять лет сражались, чтобы другие племена получили свои уделы. И когда пришла наша очередь, нам самим пришлось завоевывать свою землю! И что потом? Наш самый большой и лучший город отдали левитам, а нам достались только селения вокруг!
Халев терпеливо объяснял все заново:
— Хеврон — самое лучшее, что у нас есть. И Господь дал его нам. Разве не правильно теперь отдать Господу самое лучшее? Ты думаешь, это мы сами завоевали Хеврон? Это Господь дал его нам. Он — его законный владелец! Ты же не можешь предложить левитам деревню в качестве города убежища!
Но их жалобы не прекращались:
— Им деревни вполне хватило бы!
— Мы платили своей кровью, а левиты пожинают плоды!
Что случилось с его сыновьями? Неужели они отвернули сердца от Господа Бога? Неужели они забыли заповеди, по которым должны жить?
В конце концов, они оставили в покое Хеврон. Все их внимание переключилось на окрестные селения и пастбища. Они изгнали оттуда всех хананеев, убив каждого, кто не смог убежать. О Хевроне больше не говорили, но Халев видел, как они смотрели на него. Их обиды и недовольство росли, подобно плесени, которая могла просачиваться сквозь щели и трещины на стенах домов, в которых они жили, — домов, которых они не строили, но которые Господь дал им. Казалось, что благодарить Бога за Его дары противоречило самой их природе.
Шли месяцы и годы, сыновья Халева направили все свои усилия на фруктовые сады, виноградники и стада. Они процветали, но не были довольны. Они не слушали своего отца, как делали это когда-то. Они больше не придерживались каждого его слова, не следовали его наставлениям, не старались угодить ему и, соответственно, Богу.
Иногда Халев, вспоминая те годы, когда они блуждали по пустыне, ловил себя на том, что ему хотелось вернуться туда. Там люди научились верить Богу во всем — в голоде и жажде, в крове, в защите от врагов, которые наблюдали за ними и выжидали. Теперь, когда они завоевали Обетованную землю и поселились в ней, жизнь стала легче. Израильтяне потеряли бдительность, успокоились, стали лениво дремать на солнышке, забыв о том, что вера — это гораздо более важная работа, чем возделывание земли.
Как и большинство израильтян, его сыновья поступали так, как считали правильным. Халев сокрушался об этом, каждый день пытаясь вернуть их назад, чтобы они снова стали такими, как в те трудные времена. По они не хотели возвращаться туда, не хотели слушать его. Больше не хотели. Они по-прежнему процветали — благодаря Божьей милости. Что ж, они были предупреждены, когда с горы Гаризим и с горы Гевал были прочитаны благословения за твердую веру и проклятия за непослушание. Субботу они соблюдали, но без радости. Теперь ими управляло то, что Господь дал им.
Всякий раз, когда Халев молился с ними, он чувствовал их нетерпение. «Заканчивай поскорее, отец, потому что нам надо работать!» Он почти слышал их мысли. «Почему мы должны слушать еще одну молитву хвалы этого старика?»
Они любили его. В этом он нисколько не сомневался. Они помогали ему в любой нужде, были внимательными, заботились. Но они думали, что его время уже закончилось и началось их время. Они думали, что ничему новому он их уже не научит. Они думали, что настали другие времена.
Это правда, но есть вещи, которые не должны изменяться. Именно это он пытался им сказать. И именно это они отказывались слушать.
Скольжение вниз уже началось: так отдельные мелкие камешки скатываются вниз по склону холма. Израильтяне не стали выполнять то, что Господь повелел им сделать. Хананеи не были изгнаны из земли полностью. Они понемногу возвращались, сначала прощупывая почву, со словами мира и предложениями дружбы… Израильтяне же были так заняты, наслаждаясь молоком и медом земли, которую Господь дал им, что не заметили опасности в том, что враги Божьи возвращаются и устраиваются в небольших селениях. Хананеи, приходя с обещаниями мира, разъедали, подобно термитам, заложенное Господом основание.
Как его сыновья могли забыть то, что случилось в Ситтиме? Люди легко соблазнились поклонением Ваалу. Прекрасные девушки поманили их, и глупые мужчины последовали за ними, как бараны на заклание.
Бог требовал, чтобы Его люди жили святой жизнью и не смешивались с народами, которые оскверняют землю. Все сыновья Халева заботились о своих домах и колодцах и о том, чтобы виноградные лозы и фруктовые сады были здоровы и плодоносили. Но они не заботились о том, чтобы искоренить врагов Божьих, и теперь хананеи распространялись то здесь, то там, как ядовитые сорняки, и их нечестивые дела вместе с ними.
Его сыновьям и другим мужам Иуды по-прежнему предстояло взять Кириаф-Сефер. Укрепленный город оставался заселенным хананеями. Двенадцать сыновей Халева и его многочисленные внуки пахали землю, сеяли семена, ухаживали за урожаем, собирали его, верили, что благодаря их стараниям они будут процветать. И с каждым годом работать приходилось все больше.
— Не вашей силой и могуществом была завоевана земля, но Духом Божьим! — сказал им Халев.
— Кто-то должен вспахивать землю, отец. Кто-то должен сеять семена.
— Но Господь — Тот, кто орошает землю, мои дети. Эго Господь дает солнечный свет и заставляет семена расти.
— Все это росло здесь задолго до того, как мы пришли. Ханаан был сокровищем до нашего прихода.
Халев почувствовал, как холодок беспокойства пробежал по его телу. До него доходили слухи, что некоторые его сыновья начали следовать другим богам. Слова Меши подтвердили это.
— Бог сотворил это процветание. Он приготовил эту землю для нас.
— Это ты так думаешь.
С каждым годом они прислушивались к нему все меньше. И этим утром они помолились своими обычными молитвами, а потом отправились жить по собственным правилам.
— Доброе утро, отец.
Вздрогнув от своих мрачных мыслей, он оглянулся. Ахса, его единственная дочь, его последний ребенок, подошла к нему и прикоснулась к его руке. У нее были темные глаза и оливковая кожа Маахи, и рыжие, как у него, волосы. Некоторые, когда он стоял спиной к ним, называли ее Едом, — они думали, что он не слышит. Наверно, мать прислала ее присмотреть за ним.
— Ты, небось, думаешь, мне нужна помощь, чтобы дойти до камня?
— У тебя опять этот взгляд.
Он с досадой стряхнул ее руку и медленно пошел туда, куда собирался. Каждый сустав ныл. Ему казалось, что его ноги были, как стволы дерева, пытающиеся пустить корни в землю. Остановившись, он от боли стиснул зубы и ударил палкой о землю. Один неторопливый шаг, потом следующий.
Ахса не спеша шла рядом, сцепив руки за спиной. Халев сердито посмотрел на нее.
— Не смотри за мной, как наседка!
— У тебя сегодня, кажется, отличное настроение, отец!
Глядя на нее, а не на дорогу, он споткнулся. Быстро успев выпрямиться, он заметил, что она хотела поддержать его. От досады и недовольства его сердце быстро колотились.