Промчавшись через фан-цзы, я выскочил с другой стороны, причём прямиком под копыта новому отряду каганов. Делать было нечего, пришлось вновь прыгать под копыта. На сей раз врагов было гораздо больше и удача окончательно изменила мне. Копыто одного из коней угодило мне в висок, правда вскользь, что спасло мне жизнь. По лицу заструилась кровь, перед глазами всё поплыло, я едва сумел вновь вскочить на ноги, земля под ногами плясала, как корабельная палуба в пятибалльный шторм. А надо мной нависал взвивший коня на дыбы Тэнгэ-богатур, заносящий над головой саблю. Я не нашёл ничего лучше как закрыться древком копья, не раз спасавшим меня от вражьих ударов. Но сегодня было не мой день. Тяжёлое лезвие богатурской сабли разрубило древко и обрушилось на меня.
Боль пронзила всё тело и мир померк, как когда-то, в узком ущелье.
По телу распространялось животворное тепло, я чувствовал, как затягивается глубокая, почти смертельная, рана и ещё одна, практически царапина. Сабля Тэнгэ-богатура разрубила меня от плеча до середины груди, разрубленное древко частично отклонило её полёт и сердце не пострадало, хотя одно лёгкое было разорвано в клочья. Лишь благодаря этому мне удалось протянуть до того, как подоспел Чо, с риском для жизни исцелявший солдат и воинов прямо на поле боя. Именно он спас и меня, и израненного Са, до последнего рубившегося с каганам, не смотря на не один десяток полученных ран, и ещё не один десяток человек.
Когда я открыл глаза, то в первый момент мне показалось, что увидел призрака — настолько измождённым было лицо Чо, и так не блиставшего особенно здоровым цветом лица. Сейчас же на его лице единственной живой деталью были глаза, горевшие каким-то лихорадочным огнём. Интересно, чего стоит ему использование Белого лао? Наверное, лучше и не задумываться.
— Как идут дела? — произнёс я первым делом, садясь на лежаке в одной из не пострадавших от огня фан-цзы. — Что с каганами?
— Самое время интересоваться, — ко мне подошёл полководец У в помятых доспехах и кровью на лице и броне. — Как бы ты ни старался, тяньган, мы отбили их атаку. Но знаешь скольких жизней нам это стоило? Если б не мастер Чо и другие мастера Белого лао, врачевавшие людей прямо на поле боя… — Он оборвал сам себя и сделал короткий знак своим людям, стоявшим у него за спиной. — Отправляйся к своему минскому предателю.
Как я и ожидал меня кинули в сырой подвал, где уже сидел Шинь. Он ничего не зал ни о нападении каганов, ни о его исходе, — ни полководец, ни сторожившие подвал люди не собирались оповещать его о «надземных», как он выразился, делах. Да уж, в чувстве юмора бывшему чиновнику не откажешь. Я вкратце поведал ему о нападении и том, что по словам полководца У мы сумели-таки отбить его, не забыв добавить, что возглавлял степняков, по всей видимости, Тэнгэ-богатур.
— И что теперь? — спросил у меня Шинь, дослушав рассказ.
— Остаётся лишь надеяться на возвращение Циня — нашего нового предводителя, — пожал плечами я. — Правда полководец У может казнить нас до этого, хотя после нападения у него слишком много дел. Может быть, за этими заботами у него не дойдут до нас руки. Но надежд на это слишком мало, полководец У ничего не забывает, особенно людей, которых ненавидит так сильно, как меня.
Так оно и оказалось. На следующее утро нас вывели из подвала двое воинов с измождёнными лицами, они явно не спали с самого боя. Ни плахи, ни виселицы поставить не успели, видимо, казнить нас станут прямо на земле. Вот такие странные мысли бродили у меня в голове, пока меня вели к здоровенному солдату с громадным топором, отчего-то напомнившего мне того, кто спас мне жизнь, взобравшись на разбитую баррикаду.
— Предатель Вэй-ли, — начал короткую речь полководец У, — и его пособник Шинь — чиновник приказа императорского спокойствия, вы обвиняетесь в организации нападения на Боян-Обо войск каганов. Вы приговариваетесь к смертной казни. Приговор буде приведён в исполнение немедленно.
— Прошу прощения, — встрял Шинь, — но приговор не может быть вынесен без суда.
— Округ находится на военном положении и судопроизводство идёт по упрощённому варианту. — Полководец У оказался столь же подкован в правовых вопросах. — Я — комендант Боян-Обо и властью, данной мне покойным предводителем до возвращения его сына, я приговариваю вас к смертной казни.
— Не прикопаешься, — буркнул Шинь.