Елена чуть запрокинула голову, обнажая белоснежную с нежной ямочкой шею.
— Убей!
Губы Леонтиада скривились в новой усмешке.
— Убить? Убить рабыню, которая обошлась мне в целый талант? Это было бы слишком расточительно. Пожалуй, вот что, я отдам тебя рабам-филистимлянам — грязным, отвратительным, которые творят с женщинами гнусности, о каких даже не хочется рассказывать.
Он рассчитывал увидеть испуг на лице наложницы, но она внезапно рассмеялась.
— И потеряешь свой талант.
— Да, ты права. Я не хочу терять свои деньги. Но как мне поступить, чтобы ты не донесла на меня? Как?
Елена пожала плечами. Леонтиад взглянул на своего помощника.
— Как, Трибил?
— Как с ним, — ответил слуга, кивая в сторону лже-Топаста.
— Пожалуй, ты прав.
— Нет! — выдавила Елена.
— Прости, у меня нет иного выхода. Я не хочу лишиться головы.
— Нет, — вновь прошептала девушка. Она бросилась к окну, однако оно оказалось слишком узким. Трибил и раб схватили наложницу за руки. Леонтиад смеялся, впрочем, через силу.
— Ты сама этого захотела.
Он кивнул немому рабу и в руках того появился острый кривой нож. Елена хотела закричать, но Трибил сжал ладонью ее горло. Затем мучители повалили жертву на пол. Леонтиад отвернулся, не в силах смотреть на это зрелище. Прошло несколько мгновений, и девушка сдавленно вскрикнула.
— Все кончено, хозяин, — сказал Трибил. Беотарх медленно повернул голову. Правая щека его подергивалась, и Леонтиад был вынужден прижать к ней руку.
Елена сидела на полу. Из ее рта текла кровь, а глаза были переполнены слезами. Немой раб держал в руке кусочек плоти, еще недавно бывший девичьим язычком, столь сладостным при поцелуях. Горло беотарха схватила спазма, и он несколько раз сглотнул. Затем на его губах появилась вымученная улыбка.
— Вот и все. Когда стемнеет, увезете ее в горы, в мой охотничий домик. — Беотарх перевел взгляд с Елены на Трибила. — Как же все-таки ты, Трибил, догадался о ее замыслах?
Слуга рассмеялся. Смех этот походил на воронье карканье.
— Она начала строить мне глазки, и я сразу смекнул, что она что-то задумала. Иначе с чего это вдруг ей завлекать меня — слугу, к тому же не отличающегося ни красотой, ни статью. Господин видит, что я не ошибся.
— Да, ты самый проницательный человек во всей Элладе, — без намека на иронию подтвердил Леонтиад. — Я уже не раз имел возможность убедиться в этом. Ты спас мне жизнь, и я обязан тебе. Можешь просить меня о чем хочешь.
— Мне доставляет радость служить моему господину, — ответил Трибил.
— Я должен быть счастлив, что у меня такие верные слуги. Скажи, Трибил, только честно, тебе понравилось ее тело? — Слуга замялся. — Говори, не бойся. Неужели ты думаешь, что после всего, что произошло, я испытываю к этой шлюхе какие-нибудь чувства?
Трибил немного помялся, затем из его уст вылетело признание.
— Она была восхитительна, мой господин. Я не встречал женщины более прекрасной.
— И все же выдал ее, — задумчиво вымолвил Леонтиад.
— Я верно служу господину.
Беотарх словно не расслышал этих слов.
— И ты целовал ее лицо, грудь, ласкал бедра, кусал ее губы… — Последние слова Леонтиада походили более на змеиное шипение. Трибил против своего желания вздрогнул.
— Но так было угодно господину.
— Конечно, конечно. Я не виню тебя. — Леонтиад прикусил губу и после небольшой заминки решил. — Я переменил свои планы. Возьми мой меч и перережь этой шлюхе горло. Или ты отказываешься это сделать? — зловеще осведомился беотарх.
— Как будет угодно господину, — пробормотал побледневший Трибил. Не удержавшись, он искоса взглянул на Елену. Та оставалась совершенно безучастной.
— Тогда держи.
Леонтиад извлек из серебряных ножен короткий меч и протянул его слуге. Было в этом жесте нечто угрожающее, заставившее Трибила заколебаться. Однако он все же шагнул к своему господину и протянул руку. Клинок вошел в его живот мягко, словно в брусок масла. Охнув, Трибил схватился за запястье беотарха. Леонтиад вырвался и сделал кругообразное движение мечом, выворачивая наружу синеватые кишки. Затем он выдернул меч и двумя стремительными движениями вытер его о хитон оседающего на пол слуги.
Трибил умер не сразу. Находившиеся в комнате люди внимательно следили за агонией: Елена безучастно, беотарх с сардонической гримасой на лице. В глазах раба плескался ужас и он спрятал взор, старательно уставив его себе под ноги. Но вот из глотки слуги стали вырываться судорожные всхрипы. Тогда, беотарх нагнулся к своему бывшему помощнику и негромко сказал:
— Не стоило тебе, Трибил, спать с этой женщиной. И тем более не стоило выдавать ее. Прощай, и да будет милостив к тебе Харон.
Трибил дернулся в последний раз и затих. Беотарх выпрямился. Подозвав к себе жестом руки немого раба, он приказал:
— Закопаешь это за домом. Ее увезешь в охотничий домик и будешь стеречь пуще своих глаз. Если с ней что-нибудь случится, я сдеру с тебя живого кожу! И смотри, чтоб никто вас не видел!
Раб заискивающе растянул губы и часто закивал головой, показывая, что он все понял, Беотарх в последний раз взглянул на изувеченную девушку и ушел.
Когда стемнело, немой закопал труп. Затем он накрепко спеленал Елену и отвез ее в горы, где в укромном месте меж скал стоял небольшой домик.
Не прошло и дня, как появился Леонтиад. Во вьюках, притороченных к седлу коня, были разноцветные туники, самые дорогие украшения и сладости. Так много сладостей, что они едва уместились на столе.
Сидевшая на покрытом льняным полотном ложе, Елена безучастно отнеслась к появлению Леонтиада. Девушка лишь взглянула на него и тут же отвернулась. Тогда Леонтиад медленно приблизился к ней и встал на колени.
— Елена, — тихо шепнул он. Кельтянка не отреагировала, и тогда он вновь повторил, так тихо, что едва услышал сам:
— Елена.
В голосе беотарха звучала неподдельная боль, и девушка, не удержавшись, взглянула на него.
Леонтиад плакал. По-настоящему. Как плачут мужчины, когда им очень плохо. Он вытащил меч, тот самый, которым убил Трибила, и протянул его девушке. Усмехнувшись, она взялась за посеребренную рукоять. Беотарх затаил дыхание, готовый умереть. Но смерть не пришла. Меч звякнул, вонзившись в пол. Елена обняла голову мужчины ладонями и прижала его мокрое от слез лицо к своей груди.
Она не простила, но уже не могла ненавидеть. Странно, но, пожалуй, она была счастлива.
Эта ночь была бесконечна и согрета любовным жаром. Холодным оставался лишь меч. Любовь согревает все, даже камни. Лишь острому металлу нужна кровь. Меч тосковал по крови.
11. Время точить мечи — 2
Мир полон загадочных существ…
Аристоника уже прежде бывала в этом дворце. В своих грезах. Хотя последовавшая за ними явь была ужасна — пифия и по сей день помнила прикосновение ледяного взгляда Мрачного гостя, — но память упорно возвращалась к чудесному видению. Аристоника пыталась проникнуть туда вновь, но непонятная сила, упругая и влажная, не пропускала ее сознание, бесцеремонно отталкивая его прочь. Попытки раз за разом терпели неудачу, но пифия не оставляла их. Ей почему-то казалось, что узнай она тайну дворца, и Мрачный гость более не будет посещать ее сны.
И потому она почти ежедневно приходила в священную пещеру, даже когда не было нужды в пророчествах. Криболай сопровождал ее.
Раздевшись донага, Аристоника садилась на треножник, вдыхала ядовитые пары и впадала в забытье. Душа покидала тело и отправлялась в призрачные странствия. Она побывала в стране холодных оборотней, именующих себя торегасками, видела огненные пустыни третьего полушария, едва спаслась от ледяного ящера Атрогуна. Пифия посетила множество диковинных миров, но мир дворца не принимал ее, возвращая душу в исстрадавшееся, больное тело. И Аристоника уходила, чтобы вернуться на следующий день вновь.
Свод и стены пещеры привычно исчезли, перед глазами замелькали мириады золотых блесток. Их сменили оранжево-фиолетовые круги с черной дырой посередине. Словно гигантские разноцветные обручи, они облаками проплывали мимо и исчезали за границами сознания. Затем они растаяли. Зажглись зеленые сполохи. Подобные тем, что бывают в очень сильную грозу. Сполохи становились все гуще, пока не превратились в сплошную стену. Затем стена развалилась на мириады осколков, и Аристоника увидели перед собой дверь.