— Пойдем, я покажу тебе твое ложе.
Скилл прошел вслед за хозяином пустыни в тень финиковых пальм. Меж деревьями были натянуты гамаки.
— Выбирай любой.
Кочевник послушно залез в один из гамаков и попытался заснуть. Но не спалось, может быть, от волнения, может быть, от чего-то иного.
— Наверно, переел, — пробормотал скиф.
Тем временем стемнело. На небе зажглись звезды. В ночном воздухе замелькали неясные тени. Лежавший неподалеку сфинкс что-то забормотал. Скилл заметил, что между пальмами плавают крохотные полупрозрачные облачка, от которых исходило слабое сияние. Несколько подобных облачков по очереди подплывали к скифу, будто желая убедиться, что он спит, после чего стремительно уносились прочь. Однако одно надолго повисло над его головой. Скилл наблюдал за странным образованием сквозь ресницы, а затем резко открыл глаза. Облачко нервно дернулось, словно смутившись, что его застали за столь неблаговидным занятием, как подглядывание, но затем успокоилось и вернулось на прежнее место. Скиф решился нарушить тишину.
— Ты кто? — спросил он негромко. — Душа?
— Да, — тихо ответило облачко. — Я душа философа Арпамедокла. А кто ты?
— Я скиф Скилл, заброшенный в эту пустыню злой волей Аримана. Ты тоже стал жертвой этого злобного бога?
— Нет. Меня отправил сюда громовержец Зевс. Я имел неосторожность поспорить с ним относительно основ бытия и проиграл. Я утверждал, что земля есть плоскость, ограниченная со всех сторон водой. А оказалось, что она — шар.
— В это невозможно поверить, а еще труднее доказать!
— Поверить — да. Но доказать… Для бога это оказалось несложно. Он вознес меня в воздух, и показал страны, лежащие по другую сторону земли. Я видел странных животных с сумками на животе, ледяные континенты, бесконечную гладь океана. Я признал свое поражение, и он отправил меня сюда.
Скилл хотел посочувствовать, но не нашел слов.
— Ты проиграл этому чудовищу?
— Да. Я не отгадал третью загадку. Две первые обычно легкие. Он развлекается, давая жертве надежду. Но третьим вопросом он побеждает ее.
— Какой вопрос он задал тебе?
— Что есть солнце?
— И что ты ответил?
— Огненный шар, испускающий энергию. Он назвал меня ученым дураком и вырвал душу.
— А что надо было ответить?
Облачко снизилось к голове Скилла и заговорщически прошептало:
— Огненный меч Аримана.
— Огненный меч Аримана, — задумчиво повторил Скилл. — Спасибо тебе.
— Не за что. Я буду рад, если ты обведешь эту бездушную тварь вокруг пальца. Прощай, он зовет меня.
Душа Арпамедокла улетела прочь.
Скилл повернулся на бок и приготовился заснуть. Тихое вежливое покашливание заставило его поднять глаза вверх. Над ним висела еще чья-то душа, побольше размером, чем первая, с розовым нимбом.
— Кха-кха! Я вижу, ты не спишь.
— Не сплю, — подтвердил Скилл. — Ты кто?
— Душа. Несчастная душа философа Гистиома.
— Ты проиграл в споре со сфинксом.
— Да. Я не ответил на третий вопрос.
«Интересно, — подумал про себя Скилл. — Они что, все здесь сговорились? Проверю-ка!»
— Чья злая воля закинула тебя в эту пустыню? Владыка Олимпа?
— Увы, нет. Ариман.
— Ариман? Как и меня, — протянул Скилл, невольно проникаясь приязнью к товарищу по несчастью. — За что он тебя?
— Я прогневил его неправильным предсказанием.
— Разве философы предсказывают?
— Вообще-то нет. Но я увлекался магией, — повинилась душа. — Я сказал Ариману, что одна из кобыл родит ему совершенно черного жеребенка, который, когда вырастет, будет самым быстрым скакуном на свете, и что Ариман проездит на нем ровно двадцать пять лет. Жеребенок действительно родился, но не прошло и года, как какой-то негодяй украл его. Ариман заявил мне, что я должен был предсказать эту кражу, а не срок жизни коня, и отправил меня на растерзание сфинксу.
«Вот это да! — подумал Скилл. — Это же про Черного Ветра. Так вот почему Ариман гонялся за мной! Пренеприятно, однако, что я невольно оказался повинен в злосчастьях этого бедняги».
— И ты отгадал две загадки, — сказал кочевник вслух.
— Да. Они были несложны. К тому сфинкс разрешает вольно трактовать ответы. Это развлекает его. Самая трудная третья загадка. На нее не может ответить никто.
— Но сфинкс признался мне, что маг Кермуз ответил и на третий вопрос.
— Я знаю об этом. Но маг Кермуз — один из величайших волшебников на свете. Он знает заоблачную истину, и нет ничего удивительного в том, что он победил сфинкса.
— И что за загадку задал сфинкс тебе? — словно невзначай поинтересовался Скилл.
— Он спросил: что есть солнце?
«Ого!» — усмехнулся Скилл.
— А что ты ответил?
— Огненный лик Ахурамазды.
Скилл молчал. Душа Гистиома забеспокоилась.
— Тебя не интересует, каков был правильный ответ?
— Почему же! Очень интересует. Но мне кажется, ты не скажешь его. Ведь Ариман может наказать тебя!
— Чего не сделаешь для друга! — ухарски воскликнула душа. Она опустилась пониже и шепнула:
— Огненный меч Аримана!
— Вот как… — протянул Скилл, делая вид, что ужасно обрадован этим откровением. — Я искренне благодарю тебя.
— Не стоит. Я буду счастлив, если ты обведешь эту бездушную тварь вокруг пальца. Прощай, он зовет меня.
И душа философа Гистиома унеслась прочь в сторону бормочущего сфинкса.
— А разница-то лишь в нимбах — голубой да розовый, — пробормотал Скилл. — Интересно, прибудет ли еще какой-нибудь посетитель?
Но больше его не беспокоили.
Проснувшись, Скилл обнаружил, что чувствует себя великолепно, как никогда. Вода и обильный ужин вернули ему силы и хорошее настроение. Покинув гамак, он отправился к озерцу и с наслаждением выкупался, после чего облачился в халат и хлопнул в ладоши:
— А ну-ка, столик!
К превеликому удовольствию скифа стол не посмел ослушаться и материализовался у его ног.
— Ого! Для легкого завтрака тут многовато! Я беру себе вот это и это, и еще вино. Остальное можешь забрать.
Стол послушно выполнил приказание, оставив на полированной поверхности лишь кусок осетрины, жаркое из джейрана, пару пресных лепешек, вазу с фруктами и кувшинчик багряного вина.
— Лет пятьдесят! — восторженно воскликнул Скилл, просмаковав первый глоток. — Имея такую жратву, можно застрять здесь подольше.
Сфинкс должно быть любил поспать. К тому моменту, когда она вышла из-за пальм, Скилл покончил с вином, мясом и рыбой, и баловался куском душистой дыни.
— Иди ополосни физиономию! — посоветовал скиф изумленно взирающему на него сфинксу.
— Ты, однако, весьма нахален…
— Наглость — второе счастье. Красивая мысль? Если нравится, бери. Дарю! Задашь какому-нибудь бедолаге умный вопрос: что есть наглость? Или: что есть счастье?
Вино подняло настроение, и Скилл был не прочь поиздеваться над стражем пустыни.
Сфинкс разозлился не на шутку. Голубые глаза засверкали, рот ощерился в злобном оскале.
— Наглец! Пришло время ответить на третий вопрос!
— А куда такая спешка? — с ленцой бросил распоясавшийся гость. — Я не против того, чтобы подзадержаться здесь еще несколько деньков. Хорошая кухня, отличная вода, прохлада… Думаешь, мне хочется тащиться по пыльным дорогам Арианы?!
— Замолчи! Иначе я выну твою душу.
— Эй-эй! — Скиф вытянул вперед руки, словно защищаясь от возможных посягательств. — Мы так не договаривались. Победи, а уж потом вытягивай.
— За этим дело не станет, — процедил сфинкс. Красивые девичьи черты разгладились, придав лицу умиротворенное выражение. Полузакрыв глаза и покачиваясь, словно сомнамбула, сфинкс проговорил:
— Загадка третья, последняя, что есть солнце?
Скилл снисходительно улыбнулся. Его губы уже шевельнулись, готовые выпалить подсказанный душами ответ, но вдруг в сознании отчетливо всплыла фраза: «Я буду счастлив, если ты обведешь эту бездушную тварь вокруг пальца». Кто это сказал? Чья душа? Гистиома или Арпамедокла? «Я буду счастлив, если ты обведешь эту бездушную тварь вокруг пальца…». На лице скифа появилась гримаса сомнения. Сфинкс радостно улыбнулся.