Но буря была. И были Фермопилы…
2. Накануне
ФЕРМОПИЛЫ.
Трудно было найти место, более пригодное для обороны малыми силами, чем Фермопилы, называемые анфелийцами, жителями близлежащего городка просто Пилами. Это в наши дни наносы реки Сперхей привели к тому, что теперь через ущелье может пройти хоть целый легион, развернутый в боевой порядок. Во времена седой древности, которые для наших героев являлись настоящим, все было иначе. Казалось, сами боги позаботились о том, чтобы сделать Среднюю Грецию неприступной для вторжения с суши. С этой целью они создали Итийские или, как их еще называли Трахинские горы, короткой цепочкой бегущие от Пинда. Этих гор всего три: Ита, Пира, на вершине которой взошел на костер Геракл, и Каллидром. Склоны последней спускаются к Малийскому заливу — заболоченному соленому лиману, гибельному для всего живого, оставляя лишь крохотный проход, в котором не смогут разъехаться даже две колесницы. В нескольких стадиях отсюда на входе в ущелье находится храм Деметры Амфиктионийской, потому этот проход был прозван Деметриными воротами. Он не очень велик в длину и опытная пехота или тяжелая конница вполне могут преодолеть его мощным натиском. Однако Пилы еще не кончаются. За Деметриными воротами располагается узкая равнина. Она тянется примерно на тридцать стадий и достопримечательна тем, что по ней текут два сернистых ручья, от которых даже в гамелионе [215]исходит тепло. С востока равнину замыкает еще один отрог Каллидрома, тесно смыкающийся с морем и образующий вторые ворота, чуть более широкие, чем первые. Лишь миновав их, можно попасть в Локриду.
Итак, эта позиция практически неуязвима с суши. Но это еще не все. Боги и природа позаботились о том, чтобы сделать ее неприступной и с моря. Попасть в Малийский залив персидский флот мог лишь минуя мыс Артемиссий, у которого стоял объединенный эллинский флот — триста новеньких триер и пентеконтер, экипажи которых были преисполнены решимостью преградить путь врагу. Основательно потрепанные бурей мидийские эскадры не спешили вступить в битву. Но даже и прорвись они в Малийский залив, им вряд ли бы удалось быстро найти берег, пригодный для высадки десанта. На свете не было более паскудного места, чем побережье Локриды. Постоянные приливы и отливы превращали и без того вязкую почву в топкое болото, недоступное ни для людей, ни для судов.
Эллины подоспели к Фермопилам намного раньше, чем рыхлое месиво мидийского войска, отягощенное громадным обозом и стадами скота, и разбили лагерь у небольшого локридского городка Альпены, располагавшегося сразу за Фермопильским ущельем. Первым делом Леонид произвел подсчет сил. Войско собралось немалое, но в сравнении с армадой армии варваров, в которой одних всадников было столько, что их кони выпили всю воду из реки Апидан, что в Ахее, превратив ее в крохотный грязный ручеек, оно казалось крохотной кучкой. Да и не все воины были столь умелы и сильны как хотелось, а многие и вовсе не желали сложить голову за эллинское дело. Основу войска составляли гоплиты пелопоннесцы, числом чуть более четырех тысяч. Из них триста воинов были спартиатами, прочих дали Тегея, Мантинея, Орхомен, Герайя и Фигелия — все аркадские города, а также Коринф, Флиунт и Микены. На этих бойцов можно было полностью положиться. Надежны были и семь сотен гоплитов-фаспийцев, почти все мужское население этого крохотного беотийского городка. Феспийцы присоединились к эллинскому ополчению горя священным восторгом, подобным тому, что испытывали жрецы Деркето [216], бичуя себя костяными ремнями. Фиванцам Леонид не доверял. Они были добрыми воинами, вдобавок вооруженными лучше многих других, но они не хотел сражаться, а если и хотели, то не на этой стороне. Царь прямо сказал беотарху Леонтиаду, что думает о нем и его гоплитах. Фиванец проглотил оскорбление молча, что лишь подтвердило подозрения Леонида.
Итого набиралось чуть более пяти тысяч — силы, недостаточные, чтобы дать мидянам даже небольшое сражение, но для обороны ущелья этого должно было хватить с избытком. Однако лишние воины никогда не помешают. Поэтому Леонид отправил гонцов к локрам и фокидцам. Те после некоторых раздумий прислали по тысяче воинов.
Теперь следовало подумать о том, как бы усилить оборону. Узкие Деметрины ворота представляли почти непреодолимую преграду. Почти. В мире не существует абсолютно неприступных крепостей. Леонид как опытный воин прекрасно понимал это. Потому он приказал возвести еще одно укрепление посреди коридора, точно между двумя воротами, точнее — восстановить его. Некогда через Фермопилы шли орды фессалийцев, желавших покорить Фокиду. Чтобы остановить их, фокидцы соорудили каменную стену, а заодно перерыли пологий склон ущелья рвами, направив в них воду из сернистых источников. Эта нехитрая уловка помогла им остановить завоевателей и отстоять свою независимость, она должна была сработать и сейчас. Восстановлением стены занялись фокидцы и локры, прочие подносили камни, которые добывали фиванцы. Спартиаты и аркадяне с затаенным злорадством наблюдали за тем, как потомки Кадма долбят кирками известняковые скалы, пачкая и издирая в клочья свои богатые одежды.
Стена еще не была завершена, когда пришло известие о приближении полчищ Ксеркса. Обогнув Малийский залив мидийская армия вторглась в Малиду и медленно, словно огромная сытая змея начала приближаться к крохотному арьергарду еще не созданной эллинской армии. Ее размеренный, неотвратимый, словно морской прилив, ход вселял в сердца малодушных робость. Тегейцы и мантинейцы попытались вновь заговорить о том, что стоит отступить к Истму.
— Уходите, — сказал им Леонид.
Аркадяне остались. Из опасения прослыть трусами. Остались и фиванцы, понимавшие, что спартиаты скорее перебьют их, нежели позволят покинуть войско и вернуться в Беотию. Фермопилы было решено защищать.
— Безумцы! — сказал Ксеркс, узнав, что на пути его армии встал небольшой отряд эллинов…
— Безумцы! — повторил владыка Парсы и захохотал. В тот день он был беспричинно весел. — Раздавить их!
Мудрый Артабан был как всегда рядом.
— Великий царь, — произнес вельможа, низко кланяясь, — не следует предпринимать поспешных решений. Даже мудрейший и величайший, если он забывает смотреть себе под ноги, оступается и падает в ямы. Воины устали, им нужен отдых. Что скажут, если вдруг великая армия не сможет разгромить крохотный, но полный сил отряд эллинов? А пока воины будут возлежать на коврах и поглощать сочное мясо, мы пошлем к эллинам соглядатая, который разведает сколько их, и что они замышляют.
— Ну ладно, будь по-твоему, — буркнул царь, косясь на стоящего рядом Дитрава. Рука первого сотника выразительно поглаживала золоченый эфес меча. Ты дал мудрый совет, Артабан. Пусть воины располагаются на отдых, а твой человек сходит и посмотрит, что делают эти безумные эллины. Я повелеваю так!
В этот миг Ксеркс отвлекся на вкусные запахи, долетевшие с медных жаровен царской кухни, и Артабан, низко поклонившись, оставил своего повелителя. Он прошел к себе и велел позвать человека, как нельзя лучше подходящего для подобного рода поручений.
Вскоре тот явился в наскоро разбитый шатер хазарапата. Встав у входа, чтобы не запачкать дорогого ворсистого ковра, — не из опасения рассердить Артабана, а просто понимая толк в добротных вещах, — гость поклонился, сложив на груди руки. Поклон был недостаточно почтителен, не в землю, а всего в пояс, но Артабан не стал придавать значения подобным мелочам. К тому же он знал, что имеет дело с царем, правда — с царем воров.
— Как поживаешь, Отшем? — поинтересовался хазарапат.
— Благодарю, нормально.
Еще бы не нормально! За то время, что карандинский вор следовал с парсийским войском, он срезал не одну сотню кошелей, снял бессчетное количество цепей, колец и браслетов. Теперь он был богаче самого богатого вельможи. Артабан прекрасно знал о проделках вора, но закрывал на это глаза. Парсийские вельможи были достаточно богаты, а кроме того, этот поход возместит им все убытки. Отшем же был слишком полезным человеком, чтобы сердиться на него из-за подобных пустяков. Артабан поручал умелому вору самые щекотливые дела, вроде того, что предстояло выполнить сейчас.
216
Богиня западно-семитского пантеона; во время торжественных церемоний жрецы Деркето подвергали себя жестокому бичеванию.