— Что Гея?
— Ну, ты же сам сказал — Гея…
— Я тебе ничего не говорил.
Оставив Аполлона в легком замешательстве, Зевс покинул тронную залу. Винтовая лестница вывела его на крышу дворца. Здесь он на какой-то миг задержался, наблюдая за тем, как Загрей гладит руками кору расколотого надвое и обожженного платана, затем сконцентрировал волю и взмыл в воздух.
Он взлетел к самому солнцу и, страшно крича, бросал вниз перуны. Он бросал и кричал, желая облегчить сердце, наполненное злобой и не до конца осознанным страхом. Буря, поднятая его яростью, сокрушала столетние дубы и опрокидывала корабли. Перепуганные люди поспешно резали ягнят и быков, возлагая агонизирующие туши на алтари Громовержца. Но сегодня эти жертвы не могли умилостивить Зевса. Он бушевал до тех пор, пока землю не покрыл слой воды и грязи, совершенно поглотивший многие города.
На Олимп Зевс вернулся лишь с закатом солнца. Опускаясь на крышу дворца, он окинул взглядом рощу и невольно покачал головой. Загрей оживил своим дыханием обожженную траву, а любимый платан Аполлона все так же тянулся серебристой листвой к небу. Зевсу даже показалось, что дерево стало чуточку выше.
А что будет, когда он вырастет?
Эта мысль неотступно преследовала Зевса ночью, не давая ему заснуть. Он плохо спал и на другую ночь, и на пришедшую следом.
Он плохо спал…
Через несколько дней Зевс случайно заметил, что Загрей играет в саду с детьми титана Менетия. Эти огромные скудоумные создания разрешали мальчишке делать с собою, что вздумается. Они безропотно переносили все его выходки и лишь иногда, окончательно выведенные из себя, начинали гоняться за ним меж деревьями. Неуклюже переступая толстыми ногами, они пытались наступить на Загрея и азартная злоба появлялась на их омерзительных мордах.
Зевс со странною улыбкой следил, как безмозглые болваны трижды окружали Загрея кольцом, и каждый раз он распугивал их, превращаясь то в тигра, то в медведя, то в дракона. Затем он обратился в огромное невообразимое существо с хвостом скорпиона и телом льва. Зевс вздрогнул. Не от того, что оборотень Загрея был ужасен. Просто у него было лицо Крона; лицо, которое Загрей никогда не видел.
Распахнув окно, Зевс громоподобным голосом подозвал мальчика к себе. Когда тот подбежал. Громовержец протянул ему перун.
— Возьми на всякий случай. И будь поосторожней.
— Папа, они такие забавные! — выпалил разгоряченный Загрей.
— Да-да, забавные. Но они бестолковы и могут причинить тебе боль. Чуть что, смело пускай перун в ход. Не бойся, ты не причинишь им никакого вреда. Титаны бессмертны. Огонь может лишь обжечь их.
Загрей кивнул и убежал.
Игра продолжалась. Неповоротливые титаны бегали за шустрым мальчишкой, ловко ускользавшим от их объятий. Воздух был насыщен звонким смехом Загрея. Забава доставляла ему огромное удовольствие. Наконец титанам удалось прижать сорванца к стволу дерева. Широко расставив волосатые руки, они медленно приближались к Загрею, оскаливаясь в жестокой улыбке. Загрей рассмеялся и поднял перун.
Раздался негромкий щелчок. В тот же миг титаны набросились на Загрея. Услышав испуганный детский крик, Зевс выхватил из чехла перун и разрядил его в детоубийц. В небо взвилось огненное облако, совершенно поглотившее часть рощи. Деревья, трава, птицы растворились в пламени. На черной земле остались лежать лишь три оглушенных титана. Загрей бесследно исчез…
Этим же вечером суд богов обвинил сыновей Менетия в том, что с умыслом затеяв игру, они убили и сожрали Загрея. Боги не вняли их воплям будто бы этого хотела мать-земля Гея. Титаны были опутаны цепями и брошены на дно Тартара.
На этом загадочная история не закончилась. В кузнице Гефеста был найден убитым киклоп Тераикл, ковавший перуны для Громовержца. Смерть его была таинственна. Киклоп был убит золотой стрелой в глаз. От этого она была таинственной вдвойне, ведь Аполлон весь этот день провел на веселом празднике у царя Тиринфа Пройта.
Вернувшись на Олимп, бог света вскользь заметил:
— А сыновья Менетия так надеялись, что в благодарность за то, что они развлекут Загрея, мать Гея упросит тебя освободить их мятежного отца.
— Нельзя менять установленного роком, — назидательно сказал Зевс и едва заметно усмехнулся. — Кое-кто не понимает этого.
— Не понимал, — поправил Аполлон.
То ли так хотел Зевс, то ли это было общим желанием, но имя Загрея вскоре забылось. Вспоминать об отроке, который пытался отвратить судьбу, считалось неприличным.
Лишь Пейр, будто забывшись, иногда кричал:
— Знаеш-ш-шь, Аполлон, хоть ты мне и друг, но твой брат прав — у Каллиопы слишком толстая задница!
И улетал, прежде чем рассерженный бог успевал схватить его за блестящий, сотворенный дыханием мальчика, хвост.
5. Гибель богов — 1
Говорят, влюбленная женщина способна на все. Можно соглашаться с этим утверждением или нет, но влюбленная Афродита была способна на очень многое. Когда Афо узнала от наблюдавшего за ходом битвы Аполлона, что ее возлюбленному грозит опасность, она не колебалась ни мгновения. Помочь ей мог только Зевс, и Афродита, не медля, отправилась в покои Громовержца.
Он не слишком обрадовался ее приходу, так как был занят, а кроме того, догадывался, о чем пойдет речь. Показав жестом руки, что богиня может присесть, Зевс продолжил переговоры по волновой связи. Судя по всему, речь шла именно о тех событиях, которые волновали Афродиту, поэтому она внимательно прислушивалась к разговору, но к сожалению ничего не поняла, так как Громовержец и его оппонент употребляли множество незнакомых слов и имен, а затем вообще стали говорить на каком-то странном, неизвестном Афродите языке.
Под конец Зевс сказал, вновь перейдя на койне [234]:
— При штурме крепости мешок с золотом надежнее любого тарана. Сомните их!
После этого он открыл связь и взглянул на богиню.
— Я слушаю тебя.
— Спаси моего царя, — попросила Афродита.
— Поздно, — сказал Зевс после небольшой паузы, принятой богиней за свидетельство того, что Громовержец все же колеблется. — Я уже говорил тебе об этом. События зашли слишком далеко, чтобы я мог как-то изменить их. Теперь они отданы на откуп року. Те, кто остались в ущелье, погибнут. Все до единого!
— Спаси лишь его одного! — вновь попросила Афо и ее прекрасные глаза наполнились слезами. Перед подобным проявлением горя не смогло б устоять даже каменное сердце. Зевс продолжал колебаться, это давало Афо надежду. Затем он начал говорить, размышляя вслух.
— Допустим… Допустим гипотетически, что я позабуду о своей ненависти к этому человеку. Все же когда-то он был очень близок ко мне. Допустим даже, что я сумею уговорить своего сына и он согласится подарить Воину жизнь. Хотя это совершенно невероятно, потому что мой сын ненавидит его во сто крат сильнее, чем я. Однако допустим, он простит его тоже. Но я не могу остановить движение восточных легионов. Это уже зависит не от меня.
— А от кого?
Зевс пожал плечами.
— Этого уже не может изменить никто.
— Я могу поговорить с ним!
— И что ты ему скажешь?
— Что он умрет, если откажется уйти со мной.
Громовержец поднялся со своего места и прошелся по комнате. Став у распахнутого настежь окна, он проследил за тем, как по нему величественно плывет клин длиннокрылых птиц, отправляющихся на восток, подальше от войны, поближе к лету.
— Он знает об этом, — сказал Зевс. — Он готов умереть. Ему не привыкать умирать и я уважаю его за это. Для него уйти с тобой — значит бежать. Что ж, иногда приходится отступать. И я, и он порой отступали. Но не бежали. И сегодня не тот случай. В этой битве решается судьба многих держав. Он надеется повернуть эту судьбу так, как угодно ему. Он не сможет отступить, потому что добровольно избрал судьбу воина, который имеет право покинуть поле битвы лишь победителем или не покинуть его вовсе. Он хочет победить и умереть, а лучше сказать — он хочет, умирая, победить. Сейчас он вострит клинок и думает лишь о предстоящей сече. Таковы и его воины. Ни один из них не оставит это ущелье. Придет завтра и все они полягут меж отвесных круч скал. А последним умрет твой царь, стоя по колено в крови поверженных врагов. Это будет бессмысленная смерть, но ему она видится прекрасной.