И звуки камней из стен, рухнувших на мостовую.
Города уверяют, что они говорят, движутся, дышат.
Не верь!
Это плач.
Плач оставленных городов.
5. Призрак у кровати. Явление первое
Размышляя всю ночь царь пришел к выводу, что вовсе неразумно ему идти войной на Элладу. Приняв новое решение, Ксеркс заснул. И вот ночью, как рассказывают персы, увидел он такое сновидение. Ксерксу показалось, что пред ним предстал высокого роста благообразный человек и сказал: «Так ты, перс, изменил свое решение и не желаешь идти войной на Элладу, после того, как приказал персам собирать войско? Нехорошо ты поступаешь, меняя свои взгляды, я и не могу простить тебе этого. Каким путем ты решил идти днем, того и держись!»
Что может сделать женщина, если захочет, выяснилось довольно скоро.
Не минуло и трех солнц со дня появления ионийки в царских покоях, а Ксеркс велел Артабану собрать государственный совет. Вельможа удивился подобному желанию царя. За последние годы совет не собирался ни разу, все дела вершил Артабан, естественно, царским именем.
Искушенный в интригах вельможа сразу понял, откуда веет ветер. Тем же вечером он сказал Ксерксу:
— Повелитель, не спорю, она удивительно хороша собой, но нельзя же позволить, чтобы женщина вмешивалась в государственные дела, вершимые умудренными опытом мужами.
Его слова произвели неожиданный эффект. Царь покраснел, что само по себе было удивительно, и, с трудом сдерживая гнев, ответил:
— Артабан, ты стал позволять себе много лишнего. Я, конечно, помню, что в наших жилах течет одна кровь, но всему есть предел. Кресты на рыночной площади еще помнят тепло тел распятых!
Подобным тоном царь не разговаривал с Артабаном никогда. Вельможа не на шутку обеспокоился. Всю ночь он мучительно искал выход из положения, но так ничего и не придумал.
Сразу после царского завтрака, во время которого Ксеркс был необычайно молчалив, во дворец стали прибывать вызванные на совет вельможи. Первыми явились Мардоний, Артафрен и Гидарн — лидеры военной партии. За ними пришел тесть Ксеркса Отан, всегда старавшийся при обсуждении спорных вопросов держаться середины.
Состроив слащаво-вежливую мину, хазарапат встретил вельмож и проводил их в Белую залу, где по традиции заседал государственный совет. Не дожидаясь, пока гости рассядутся, он вновь вышел в приемную, где в это время начали собираться его сторонники. Здесь были четыре сына Артабана, братья царя Арсам, Гиперанф, Гаубарува, Ахемен, Гистасп и Ариабигн, а также начальник бессмертных Тимаст. Самым последним появился Мегабиз, сын Зопира. Отведя и этих гостей в Белую залу, Артабан скорым шагом направился в женскую половину дворца.
Его предположения подтвердились. Царь был здесь. Он занимался обычным в последние дни делом — любовался прелестями Таллии, которая расчетливо не обращая внимания на своего поклонника, подкрашивала насмешливые губки. Бросив на девушку неприязненный взгляд, Артабан поклонился.
— Друзья и родственники ждут своего повелителя!
— Сейчас иду, — буркнул Ксеркс, недовольный, что его отрывают от столь приятного занятия.
Артабан стоял на месте. Ксеркс раздраженно обернулся к нему.
— Я же сказал тебе: сейчас приду. Ступай!
— Милый… — томно протянула Таллия. Она оставила свое занятие и строго смотрела на царя. — Я думаю, тебе надо поспешить. Нехорошо проявлять неуважение к своим верным слугам. Иди, я буду ждать тебя.
Девушка улыбнулась и царь мгновенно расцвел.
— Хорошо, любимая. Тешу себя надеждой, что, возвратясь, получу награду.
— Лети, мой сокол! — ласково велела ионийка и шепотом, для себя добавила:
— Надежда умирает последней. Жирная скотина!
Ни царь, ни Артабан не расслышали этих слов. Едва они вышли, Таллия достала платок и резким движением, словно убирая какую-то гадость, стерла краску с губ.
Тем временем слуги облачали царя в парадные одежды. Сначала они умаслили его нагое тело ароматическими мазями. Затем царь поднял вверх руки и два гиганта-эфиопа опустили на его плечи рубаху из тончайшей льняной ткани. Длинная, почти до пят, она была окрашена драгоценным пурпуром, спереди от шеи до подола шла широкая белая полоса. Оттолкнув слишком усердных слуг, Ксеркс собственноручно натянул алые шаровары, после чего позволил обуть себя в кожаные на толстой подошве сапоги, прибавившие царю добрых два дюйма роста. Поверх нижней рубахи на него одели шитый золотом синий парчовый халат. Запястья охватили рубиновые браслеты, на груди был укреплен массивный золотой диск, символизирующий солнце, голова была покрыта драгоценной тиарой. В довершение всего на царя накинули пурпурный плащ, застегнув его по эллинскому обычаю на шее. Искусный невольник-сириец быстро подкрасил охрой бороду и подвил курчавящийся волос. Нежно касаясь пальцами царского лица, он наложил на него толстый слой белил, выделил черной краской брови, густо нарумянил щеки.
После всех этих манипуляций Ксеркс стал похож на ярко-раскрашенную разодетую куклу. Тяжело ступая — вес расшитых золотом одежд и украшений давал о себе знать — царь в сопровождении евнухов-телохранителей и Артабана направился в Белую залу.
При его появлении собравшиеся встали и отвесили низкий поклон. При этом руки они прятали в широких рукавах кандия [16], выражая тем самым свою покорность. Царь прошествовал к стоящему посреди залы трону, сплошь выложенному слоновьей костью, и сел. Тотчас же уселись и вельможи.
Уже одно то, как они заняли места, свидетельствовало, что знать разделилась на две группировки. По правую руку от царя сидели противники войны с Элладой, общим числом одиннадцать. Слева разложилась довольно разношерстная компания, где в одном ряду с Мардонием и его единомышленниками очутились Отан и Артабан. Последний, видимо, расположился здесь потому, что отсюда было удобней руководить своими сторонниками.
Испытывая желание поскорее покинуть эту компанию бородатых, злобно глядящих мужей и вернуться к своей прелестнице, Ксеркс начал:
— Арии, я собрал вас здесь, чтобы сообща решить терзающий нас вопрос: идти или не идти походом на Элладу, а если идти — когда. Я уже слышал немало слов в пользу и против этого предложения. Сегодня мы должны определиться окончательно. Твое первое слово, Артабан.
Хазарапат поднялся со скамьи, выказывая свое уважение собравшимся, оправил бороду и сказал:
— Великий царь! Ты уже знаешь мое мнение, как и доводы, которыми я руководствуюсь. Поэтому я буду краток. Нет, нет и нет! Эта война будет началом гибели империи. Если наши доблестные полководцы стремятся проверить силу парсийского оружия, пусть обратят свои взоры на Восток.
— Чтобы ионийцы и материковые эллины ударили нам в спину! — выпалил Мардоний.
— Ионийцы усмирены, а у эллинов не хватит ни средств, ни смелости для серьезной военной операции, — мгновенно отреагировал Артабан. — Я подаю голос против войны.
Вельможа сел. Ксеркс хлопнул в ладоши и велел:
— Пусть выскажутся мои братья!
У царя было десять родных и сводных братьев. Трое из них были в данный момент в опале, один находился в далекой Бактрии, все остальные присутствовали здесь.
Мнения братьев были почти одинаковы.
— Я против войны с эллинами, — сказал Гаубарува, сатрап Сирии, опасавшийся, что в случае войны его владения подвергнутся нападению эллинского флота.
— Нет, — в один голос сказали Ахемен и одноглазый Ариабигн.
— Сакские племена не хотят войны. — Таков был ответ Гистаспа.
Уважаемый за острый ум и храбрость, Масист также высказался против похода.
Лишь Гиперанф, всегда тонко чувствовавший перемену настроения царя, был уклончив.
— Повелитель знает, что я выступал против этой войны. Но в последнее время я много размышлял по этому поводу. Эллины год от года становятся все нахальнее. Их торговые корабли бороздят моря, нанося ущерб финикиянам и угрожая благосостоянию Парсы. Каждый эллинский полис обзавелся собственным военным флотом, причем эскадры афинян достигают двухсот триер, а эгинцев — ста двадцати. Это уже прямой вызов могуществу империи. Поэтому я склонен считать, что война против Эллады неизбежна. Вопрос лишь о сроках. Спешка здесь совершенно ни к чему. Нужно готовиться к вторжению тщательно, собрав большое войско и наведя мосты через проливы, и ни в коем случае не пускаться в рискованные морские авантюры, которые, как мы уже имели возможность убедиться, нередко заканчиваются, плачевно. Я за поход, если он будет угоден великому царю.
16
Кандий — парадное одеяние древнеперсидских вельмож, отличительной чертой которого были широкие рукава.