Эллины недаром избрали для своего последнего боя именно этот холм, возвышающийся ровно посередине Фермопильского ущелья. Стена, верно послужившая им два дня, не была преградой для мидян, обошедших защитников Фермопил с тыла, но вполне могла стать ловушкой, и потому Леонид решил занять позицию на холме, развернувшись к врагу тремя фалангами. Теперь эллинам оставалось только ждать, наблюдая за тем, как ущелье заполняется вражескими воинами.
Опасаясь ловушки парсы медленно приблизились к холму и схватили его кольцом. Какое-то время они рассматривали смельчаков, затем Мардоний приказал атаковать. Бессмертные хлынули на холм тремя потоками. Сотни Гидарна атаковали феспийцев, отряды Гиперанфа — спартиатов, сам Мардоний наступал на фиванцев. Выставив вперед копья, бессмертные с криком бросились на неподвижно стоящих эллинов. Три блестящие волны накатывались на шеренги фаланг и тут же отхлынули прочь, оставив на выжженной траве десятки мертвых тел. Яростно закричав, так что скалы дрогнули от оглушительного эха, атаковали вновь. И вновь отступили, пятная землю трупами. Затем эллинские фаланги, повинуясь приказам своих командиров, стали медленно спускаться по склону, поражая врага стальной щетиной копий. Воины Демофила, яростные и веселые, гнали парсов Гидарна, спартиаты — воинство Мардония. Шагнули вперед и фиванцы…
Фиванцы. Все же они не хотели умирать. Это был не их день, это была не их битва. Но и они шагнули вперед, готовясь покрыть копья алой влагой. Преисполненный решимости, Леонтиад занес над головой меч. То был миг, который мог стать мигом великой славы фиванцев. Прекрасная смерть. Уйти в никуда, упиваясь кровью врагов. Меч стал спускаться на голову противостоящего парса, и в этот миг пред глазами Леонтиада предстало прекрасное лицо кельтянки. И меч дрогнул, и упал на землю.
— Пощады! — прохрипел Леонтиад, и сам не узнал собственного голоса.
Следуя примеру командира, фиванцы поспешно побросали оружие и были пленены. Их поставила на колени пред Ксерксом. Царь назвал беотян изменниками, святотатцами и… трусами. Царский палач наложил на их лица позорное рабское клеймо.
Они испугались смерти. Они испугались славы. Они получили вечный позор.
Несмотря на измену фиванцев, эллины сбросили бессмертных с холма. Это была прекрасная, но бессмысленная атака. Точнее, смысл был; он заключался в том, чтобы атака вышла прекрасной. Ведь о победе речь уже не шла. И атака удалась. Пять сотен феспийцев заставили пятиться пять тысяч бессмертных, словно перед ними были не лучшие воины Парсы, а стадо баранов, вдруг лишившихся своего пастуха. Феспийцы истребили тридцать вельмож и почти тысячу простых воинов. Но они сошли с холма, открыв спину. Парсы опомнились и наступила развязка. Бесчисленное множество озлобленных варваров окружили поредевшую фалангу, началось избиение. К тому времени феспийцы переломали копья и сражались мечами. Они бились столь яростно, что вызвали восхищение у врагов, которые впоследствии никак не могли поверить, что имели дело с горшечниками, плотниками и кузнецами, в грозный для отчизны час взявшими в руки оружие. Обагряя землю алой кровью, феспийцы пали. В числе последних был сражен отважный Демофил, имевший к тому времени почти два десятка ран. Мидийское копье вонзилось стратегу снизу под подбородок и вышло из темени. Его смерть была мгновенной.
Если феспийцами двигали отчаяние и удаль, то спартиаты и в этом последнем бою полагались на воинское умение. Четко взаимодействуя между собой, шесть пентекостий сбросили бессмертных с холма, загнав значительную часть их в лощину, тянущуюся до оборонительной стены. В этой лощине нашли свой конец многие варвары, в том числе брат царя Абраком, сраженный прорицателем Мегистием.
Обозленный неудачей, Мардоний повел своих воинов в новую атаку. И вновь их встретили мечи и копья спартиатов. И вновь бессмертные откатились, понеся большие потери.
— Да они что, и вправду непобедимы?! — закричал в бешенстве Ксеркс, обернувшись к Демарату, с волнением следившему за битвой. — Или они не страшатся смерти?!
— Они уже мертвы, государь, — ответил изгнанник-спартиат. — А мертвым нечего бояться Танатоса.
— Мои конники сомнут даже мертвых!
Приказав бессмертным расступиться, Ксеркс бросил в атаку бактрийских и сакских всадников. Конная лава налетела на горстку алых воинов. Заклубилась пыль, взбитая десятью тысячью копыт. Когда же она рассеялась, Ксеркс застонал от ярости. Всадники спасались бегством, а непобежденные спартиаты медленно возвращались на холм, откуда начали свою атаку.
— Все! Все! Уничтожить! — завизжал царь.
И все неисчислимое воинство устремилось вперед. Шли бессмертные Мардония, Гидарна и Гиперанфа, шли лидийцы Артафрена и сирийцы Стаспа, со стороны скалы поднимались тысяча ариев Сисамна.
— Уничтожить!
И пришло время умирать гвардии.
Плащи были изодраны, копья изломаны, мечи затуплены. С помятых доспехов стекали струйки крови. Но они не запросили пощады. Они встретили врагов, стоя плечо к плечу, и не было силы, способной разбить эту бронзовую стену…
Бессмертные атаковали лакедемонян с яростью отчаяния. Их было бессчетно много и эллинская сталь вдоволь напилась крови. Эллины поражали врагов мечами, немногие — копьями, и сами падали на истоптанную землю. Рухнул Алфей, упал сраженный арийской стрелой Марон, открывая спину Гилиппа. Тот в это мгновение вонзал меч в облаченного в золоченый панцирь вельможу. Через миг лидийский топор рассек эфору поясницу. Он умер не сразу и до последнего вздоха хватал шагающих по нему врагов за ноги.
Ожесточенная схватка разгорелась в том месте, где бился Еврит, принимаемый варварами за царя. Здесь атаковала первая тысяча под командой Дитрава. Свежие, полные сил, варвары теснили спартиатов, стремясь поразить прежде всего их предводителя. На Еврита обрушивались десятки ударов. Какие-то он парировал сам, другие отбивали прикрывавшие юношу Диенек и Креофил. Их бронзовые мечи с лязгом отбрасывали оружие врагов, стремительно ныряли под щитами, со звоном опускались на шлемы. Варвары отсекли отважную тройку от прочих лакедемонян и яростно атаковали ее. Диенек получил множество ран, но держался. Когда же спартиат почувствовал, что силы оставляют его, он прыгнул в толпу подступающих врагов и заколол троих из них, прежде чем испустил дух, пронзенный множеством мечей и копий.
Креофил бился без того блеска, что присущ искусным бойцам. Он более защищался, нежели нападал. Но если противник терялся и делал ошибку, спартиат был наготове. Быстрое движение мечом и очередной парс валился наземь. Главной задачей Креофила было прикрывать спину Везунчика, богатые доспехи которого привлекали множество врагов. И он справлялся со своим делом с честью, не позволив ни одному варвару поразить спину товарища.
Евриту прежде не приходилось биться со столькими умелыми врагами. Его атаковали одновременно пять или шесть парсов, причем на место павшего тут же вставал новый. Юноша сражался поначалу по всем правилам, действуя щитом и мечом, потом, убедившись в крепости доспехов, отбросил щит и поднял с земли парсийский акинак. Он много раз бился с царем Леонидом таким образом и достиг немалого мастерства. Теперь спартиату не грозили выпады не только справа, но и слева. Клинки мелькали в руках гиганта с непостижимой быстротой. То один, то другой парс падали замертво, хватая траву скрюченными пальцами.
Тогда враги изменили тактику и стали бросать в спартиата копья. Еврит отбил два из них, но третье вонзилось ему в бедро, нанеся серьезную рану. Затем он получил еще один удар — на этот раз в бок. Броня и мощный пласт мышц спасли от рокового исхода, а обидчику Еврит раскроил лицо рукоятью меча.
И все же парсы достали его. Удар лидийской секиры сбил юношу с ног. Сразу трое варваров бросились к нему, размахивая кольями. Но Креофил опередил их. Стремительно повернувшись, он прикрыл лежащего Еврита щитом и вонзил меч в шею прыткого врага. И тотчас же несколько копий впились в спину спартиата. Креофил рухнул, но он подарил товарищу мгновение, чтобы встать на ноги.
Это далось трудно, но Еврит встал. В иссеченном доспехе, без шлема, с развевающимися по ветру волосами, он был величественен, словно мраморная статуя. Враги замерли, завороженные прекрасным ликом юноши. Миг и двое из них рухнули на землю. За ними последовали еще двое, один — с пробитой грудью, другой — лишившись головы. Парсы исторгли яростный крик и бросились на спартиата. Он успел нанести еще несколько ударов, прежде чем в его могучее тело вонзились бронзовые острия. Последний, смертельный удар нанес воин в золотой митре. Уже падая, Еврит сумел задеть его клинком по правой руке. Воин, закричав от боли, выронил меч. Спартиат улыбнулся и умер.