То был страшный бой. Лакедемоняне кололи врагов копьями, сломав копья, пускали в ход мечи, избурив последние бились щитами, ножами, стрелами, пускали в ход кулаки и даже зубы. Это была схватка невиданной ярости, преисполненная бешенства и дикой злобы. Здесь резали, рубили, пробивали головы топорами, отсекали конечности, разрывали глотки, выдавливали пальцами глаза. Подобного не видел прежде ни один воин, подобного он и не увидит.
Но постепенно сражение подходило к концу. Гвардия уже почти умерла. Погибли лучшие из лучших, лишь два десятка бойцов продолжали вести свой неравный бой. Среди них были Леонид и Мегистий. Как и в былых битвах, царю не было равных. Но если прежде он сражался коротким и слишком легким для него ксифосом, то сегодня в его руке был великий Разрушитель, выкованный много веков назад Грогутом. Не было преграды, способной остановить этот меч. Медь, бронза, железо разлетались под его натиском, словно стекло, тела распадались подобно глиняным статуям. Там, где бился царь, образовалась огромная гора изуродованных трупов. Сто, двести, триста парсийских воинов нашли здесь свою смерть. И их не спасли ни пятистенные щиты, ни медноплетеные сирийские шлемы, ни кованые лидийские доспехи, ни мидийские чешуйчатые панцири. Не было преграды, способной остановить Разрушителя. И не было оружия, какое смогло б пробить царский доспех. Неисчислимое множество копий, мечей и стрел ударились в него и отскочили, оставив едва заметные царапины. Дважды сакские витязи обрушивали на шлем царя свои огромные сагарисы, но черная поверхность даже не дала трещины. И вновь текла кровь, и расчлененные надвое тела падали на стонущую от боли землю.
Рядом с царем бился Мегистий. Сначала он сражался своим похожим на махайру мечом, отбивая удары небольшим лезейоном, но, взглянув на прорицателя через несколько мгновений, царь поразился. В руках Мегистия был огромный, двуручный, с искривлением посередине меч, под лохмотьями, в которые превратили щегольской плащ, виднелась черная, с серебристо-звездным рисунком, броня, а голову защищал матовый шлем с сильно выдвинутым вперед забралом. Сражался акарнанец не хуже, а быть может, и лучше царя. Массивный клинок мелькал в его руках, словно невесомая игрушка, движения были нечеловечески стремительны. Был миг, когда в душу Леонида закралось ужасное подозрение, и он хотел ударить Мегистия мечом в спину, но прорицатель обернулся и крикнул:
— Ты ошибся, атлант! Я не из той истории!
Сказав это, он отвернулся и с непостижимой быстротой иссек целую шеренгу пытавшихся достать его копьями лидийцев, а Леонид тем временем расправился с тремя бессмертными.
А еще спустя миг на оставшихся в живых эллинов обрушилась туча стрел. Это забравшиеся на горный карниз арии принялись избивать смельчаков из луков. Ксеркс отдал им такое приказание, ибо понял, что оставшиеся в живых воистину непобедимы и, ведя с ними равный бой, он рискует положить в фермопильском ущелье добрую половину своей армии.
Как только полетели стрелы, прорицатель сотворил громадный черный щит и прикрыл им себя и царя. Заглушая мерный грохот металлических наконечников, он закричал, обернув лицо к Леониду:
— Мы выиграли этот бой, атлант! Нам пора уходить!
Спартиат покачал головой.
— Кто бы ты ни был, уходи! А я остаюсь. Мой бой еще не закончен. Он завершится тогда, когда последний спартиат испустит дух!
— Ну, этого недолго ждать! — глухо захохотал Мегистий, кивая головой в сторону кучки окровавленных лакедемонян. Все они были изранены и один за другим опускались на землю, сраженные смертельным дождем.
— Ты не понял меня, прорицатель! — закричал в ответ Леонид. — Последний спартиат это я!
Мегистий устремил на царя внимательный взгляд. Мгновение они рассматривали друг друга — два облаченных в странные одежды пришельца из иных миров, затем прорицатель выдавил:
— Мне жаль, что так вышло, атлант. Ты мог бы уйти со мной.
— Оставайся, — с равнодушным смешком предложил Леонид.
— Это не мой бой. Свой бой я уже выиграл. Сегодня над Олимпом всю ночь сияло солнце. Прощай!
Прорицатель растворился в воздухе. А через мгновение бесследно исчез щит, защищавший его и Леонида. Увидев это, варвары на мгновение остолбенели, а потом с криком бросились на горстку еще стоящих на ногах спартиатов. Те встретили их с мечами в руках, у кого не было мечей дрались подобранными с земли бронзовоострыми стрелами. Все они умерли. Лишь воин в черном продолжал петь свой гимн смерти, вновь и вновь устилая землю мертвыми телами. Парсы, лидийцы, сирийцы и даже арии — все подступались к нему и все они полегли у его ног. Последним упал Гиперанф, великий воин, разваленный ударом меча надвое. Устрашенные смертью вельможи, варвары отступили и вновь пошел смертельный дождь.
Стрелы поражали воина со всех сторон, отскакивали от панциря и шлема, впивались в руки и голени. А он стоял, словно скала, и, казалось, нет силы, способной повергнуть его на землю. Ведь он был великим воином.
А потом он упал. А быть может, это лишь показалось. Но арии не прекращали своей смертоносной работы до тех пор, пока не насыпали курган из стрел. И тогда они донесли царю, что великий воин в черных латах умер.
ВОИН умер. ГВАРДИЯ умерла.
И опустилась ночь.
Ночь.
Она была непохожей на остальные.
Над морем повисла блеклая ущербная луна, в горах рыдали волки. Над полем битвы стояла невыносимая тишина, чуть нарушаемая мерным шорохом волн, меж мертвых груд мелькали неясные тени. Одна из них, при тусклом свете ночного светила оказавшаяся плечистым мужчиной с выразительным тонким лицом, украшенным холеной бородкой, неторопливо, стараясь не наступать на мертвецов, поднималась на холм, ставший местом последней схватки спартиатов. Оказавшись на вершине, человек принялся осматривать убитых, переворачивая их и пристально вглядываясь в обезображенные предсмертной мукой лица. Занятие это трудно было отнести к разряду приятных, но человек был привычен к подобного рода зрелищам и воспринимал разрубленные надвое черепа и вспоротые животы без особых эмоций. Он даже увлекся, настолько, что не расслышал как на холм поднялся еще один любитель ночных прогулок. Лишь в самый последний миг тихий шорох, раздавшийся прямо за спиной, заставил человека оставить мертвецов в покое и быстро отпрыгнуть в сторону. Он еще не успел повернуться к тому, кто нарушил его уединение, а в крепкой руке уже блеснул меч.
Это была женщина, невысокая и изящная, не выказывающая ко всему прочему никаких враждебных намерений. Человек ослабил хватку и, словно устыдившись своего невольного испуга, упер острие меча в землю. Но через миг он узнал гостью и его мышцы превратились в пружинистые комки, словно изготовясь к схватке с ужасным врагом.
— Л-леда? — неуверенно выдавил он.
— Угадал, — с коротким смешком ответила девушка. — Сколько лет! Я полагала, Гиптий, тебя убили жрецы Черного Сета.
— Нет, напротив, они спасли мне жизнь, когда случилась катастрофа. Я обязан им. Но как…
Леда не дала изумленному мужчине закончить.
— Сейчас нет времени для расспросов. Кроме того, я не обязана отвечать тебе. А вот ты мне ответишь. — Девушка усмехнулась. — По старой дружбе. Что ты здесь делаешь?
— Полагаю, то же, что и ты.
— Ищешь тело Воина?
— Да, я ищу Воина.
— Зачем оно тебе?
— Странный вопрос, — заметил Гиптий, не без тайного спасения всматриваясь в прекрасное лицо девушки. — Он мой друг.
— Понятно. Может быть, его унесли парсы?
Атлант покачал головой, не согласившись с подобным предположением.