В третий раз она призвала Одиссея, называя себя Пенелопой.
Никто не ответил ни криком, ни бряцаньем оружия.
— Ты ошиблась, сестра, — ласково сказала Елена безумной Кассандре. — Ты ошиблась…
Красавица ушла, спеша взойти на брачное ложе. Кассандра, сама не ведая зачем, осталась у статуи. Из оцепенения ее вывел легкий шорох. От крепостной стены шел человек. В слабых отблесках гаснущих костров лицо идущего было едва различимо, но троянка знала, кто он. Это был Синон, ахейский перебежчик, поверив словам которого, илионцы приняли губительный дар. Синон то пьяно икал, то пытался запеть, но походка его была тверда. Он подошел к коню и в этот миг заметил темный силуэт Кассандры. Осклабясь, ахеец двинулся к ней.
— Милая девушка, что ты делаешь здесь в столь поздний час? — заплетающимся языком вопросил он и незаметно потянулся к рукояти меча. Но Кассандра опередила его. Крепко ударив ахейца кулаком в живот, она выхватила липкий от только что пролитой троянской крови клинок и воткнула бронзовое острие в сердце Синона. Перебежчик всхлипнул и осел на землю. Брезгливо разжав пальцы, Кассандра бросила меч на его холодеющий труп.
Затем она вновь застыла, невидимая в сгущающейся тьме. Томительно тянулись мгновения. Люди, запертые в душном чреве исполинского коня, стали выказывать признаки нетерпения. Кто-то глухо закашлялся, ломко звякнула медь. Кассандра смотрела, как забываются в тяжелом хмельном сне последние защитники Илиона. Она знала, что из-за скалистых круч Тенедоса уже спешат корабли, привлеченные огнем, который развел на берегу сраженный ею Синон. Она знала, что уже ничто нельзя изменить. Тогда она приблизилась к чреву коня и трижды стукнула в шершавую доску…
Месть бога должна быть утонченной, словно ядовитое жало пчелы, загнанное глубоко под локоть. Причини боль, а не убивай. Сделай так, чтобы мучение было страшнее смерти. Именно этим принципом руководствовался в своем мщении сребролукий Феб.
Он был известен как большой себялюб. Причиненное ему страдание, пусть невольно, светозарный бог возвращал сторицей. Жестокая ярость его не знала предела. Повод для нее мог быть ничтожным. Фальшиво взял ноту соловей или слишком холодная выпала утром роса — этого было вполне достаточно, чтобы Феб хватал свой лук и стремительно спускался с Олимпа. Он пускал смертоносные стрелы, радостно усмехаясь, когда на землю падала очередная жертва. Стрелы эти были невидимы, и большинство людей верили, что причина смерти прекрасных девушек и чернобровых юношей — мор, занесенный краснобортным кораблем, прибывшим из знойного Карфагена. И лишь немногие знали, что это свирепствует Аполлон. Но эта жестокость не была местью. Просто стреловержец давал выход своему раздражению, выплескивая его на ничтожных людишек. Месть его была изощренной и страшной, и особенно безжалостным Феб был к тем, кто осмелился отвергнуть его любовь.
Никто не мог сказать точно, сколько дев отважились отказать притязаниям грозного бога. Сам Аполлон утверждал, что их было всего три. Одну из них — прекрасную нимфу Дафну — он обратил в отместку в лавр и каждый год люди безжалостно обрывают шелестящие волосы-листья, чтобы изготовить из них венки или бросить для духовитости в котел с похлебкой. Второй — Марпессе, — которая предпочла ему смертного, Феб даровал скорую старость. Не минуло и двенадцати лет, как она увидела в бронзовом зеркале ужасные морщины, покрывшие ее увядшее лицо. А ведь ее жизнь только начиналась.
Но самая страшная участь ожидала дочь Приама Кассандру, которую он любил более других смертных дев. Хотя можно ли считать то увлечение любовью? Аполлон не решился бы ответить утвердительно на этот вопрос. Но, по крайней мере, чувство было весьма сильным. Хитрая троянка догадалась об этом и крутила влюбленным богом как хотела. Она требовала невиданной красоты украшений, и Феб спешил донимать просьбами Гефеста. Ей захотелось иметь ожерелье из черного жемчуга и приходилось отправляться в гости к Посейдону, напоминая властителю моря как по воле Громовержца они целый год батрачили вместе на троянского царя Ила. Прекрасная дева желала лакомств, и Аполлон тайком воровал для нее с дворцовой кухни амврозию. Он творил ради любви к смертной такие безумства, которые не стал бы совершать даже во имя нетленных богинь.
И каждый раз он вопрошал девицу, когда же она подарит ему любовь, пока прелестница наконец не ответила:
— Я хочу обладать даром предсказания.
— А после того, как ты получишь его?
— Для нашей любви не будет больше препятствий.
Он немедленно дал ей этот дар и собрался поцеловать в прекрасные уста, но Кассандра внезапно оттолкнула жаждущего ласки бога.
— Теперь-то я знаю, что добившись своего, ты быстро охладеешь ко мне и уйдешь к другой.
Феб и не думал возражать. Он никогда не скрывал, что женщины быстро прискучивают ему. Ведь желая обладать женщиной ты бываешь счастлив лишь дважды — когда добиваешься ее любви, и в тот миг, когда впервые овладеваешь ей. Все остальное походит на переписанный тысячу раз катехизис. Иначе рассуждают лишь те, кому хочется не любви, а душевного тепла.
Аполлон не нуждался в тепле и поэтому, когда Кассандра отказала ему, бога охватила бешеная ярость. Именно в такие мгновения его изощренный мозг изобретал самые страшные кары. Он не стал отбирать у новоявленной пифии своего дара. Он лишь сделал так, чтобы люди не верили ни одному ее предсказанию.
Что могло быть великолепней этой кары! Вещая Кассандра кричала, раздирая в кровь грудь, что появившийся во дворце Парис погубит родной город, илионцы лишь посмеялись над ее предсказанием. Она молила Париса не похищать Елену. Тот обещал, но увидев прекрасную деву, напрочь забыл о всех своих клятвах.
Она знала обо всем, что случится в эту ночь с Илионом, но безумные троянцы вновь отказались верить ей. Тем временем к берегу уже приставали красногрудые корабли Агамемнона, а из чрева коня доносились глухой ропот и бряцанье оружия.
Окинув в последний раз взглядом затихшую площадь, которую покрывали огоньки тлеющих костров да тела спящих воинов, Кассандра трижды стукнула в крутой бок коня. Затем она повернулась и быстро ушла.
Открылась потайная дверь, и из конского брюха посыпались меднопанцирные данайцы. Одни бросились поджигать дома, другие отворили врата города, третьи во главе с незнающим жалости Тидидом принялись резать сонных защитников города.
Крики, вой взметнувшегося вверх пламени, звон оружия разбудили дремавший в победном хмелю город. Но было уже поздно. По кривым улочкам, размахивая мечами и копьями, бежали ликующие ахейцы. Они врывались в дома, поражая не успевших схватить оружие мужей, и тут же оскверняли брачное ложе насилием над женами. Огромные бронзовые лабрисы с треском крушили дубовые двери дворца и храмов. В окна летели факелы, и сухое дерево вспыхивало огромными кострами, пламя которых бросало причудливые блики на озверелые лица данайцев.
Площади, еще недавно бывшие местом торжественного пира, были завалены изрубленными телами. Кровь мешалась с вытекшим из распоротых животов вином. Разметав жидкие ряды машущих мечами и кухонными вертелами троянцев, нападавшие ворвались в покои Приама. Могучий сын Ахилла Неоптолем пронзил копьем беспомощного старца. Данайская дружина прокатилась по дворцу кровавой волной, не щадя ни женщин, ни грудных младенцев. Еще не взошло солнце, а Троя пала.
Поверженный город встречал рассвет. Вышедшее из-за гор багровое солнце осветило улицы и площади Илиона, сплошь покрытые окровавленными телами его защитников. Громко стенали обесчещенные дочери и жены, рыдали потерявшие сыновей матери. Собравшиеся в царском дворце данайцы делили добычу — золотые кубки и серебряные блюда, оружие и дорогие украшения, согбенных старцев и не знавших мужей девушек. Каждый в зависимости от знатности и проявленной доблести получал свою долю добычи. По велению рока Кассандра досталась Агамемнону, сделавшему ее своей наложницей…
Прошел не один год.
Было раннее утро, когда корабль Агамемнона достиг берегов Эллады. Кассандра и ее повелитель стояли рядом у борта. Увидев вздымающиеся над морем прибрежные утесы, Кассандра исторгла ужасный смех. Царь Микен обнял свою наложницу и заглянул ей в глаза. Он ждал ее слов, но дщерь Илиона молчала. Разве поверит богоподобный Атрид в то, что ждет его скорая смерть от руки собственной жены-изменницы.