Кассандра грустно улыбнулась и провела рукою по отшлифованному лезвию лабриса, на котором уже проступила незримая пока человеческому глазу кровь. Двумя ударами этого топора будет расколот жребий Агамемнона, а третий предназначен ей, Кассандре.
Воссияло вышедшее из-за туч солнце, являя золотой лик Феба. И безумная Кассандра воскликнула:
— Свобода близится!
5. Дельфы. Фокида
Юноша был совершенно обнажен. Он мчался что есть сил по узкой извилистой дороге, вдоль которой стояли восторженно кричащие люди, и ветер ласкал разгоряченную кожу. Следом за ним бежали восемь мужчин с факелами в руках.
Поворот, еще один, мимо сокровищницы афинян, вновь поворот и он, наконец, вбежал на известняковую террасу, на которой возвышался храм Аполлона. Бегун обогнул беломраморное здание и очутился на небольшой площадке, где находился алтарь. Именно в этом месте, если верить преданию, Аполлон убил змея Пифона. Здесь и должна была произойти вторая часть действа, именуемого септерией.
Праздник септерии, посвященный победе бога света над злобным змеем пифоном, проводился редко — всего раз в девять лет — и было большой удачей, что именно Зерону выпала честь изображать самого светозарного Феба.
Войдя в круг около алтаря, образованный жрецами и зеваками, юноша ждал, когда подбегут факелоносцы; огонь, несомый ими, символизировал солнечный свет. Лишь тогда появится Пифон, и представление вступит в завершающую фазу. Бег по неровной дороге дался Зерону нелегко. Грудь его часто вздымалась, стройное мускулистое тело было покрыто потом. Именно из-за этого красивого тела и правильного лица его, собственно говоря, и выбрали на роль Аполлона. Иных достоинств у младшего жреца не было.
Сзади послышалось прерывистое дыхание. Зерон обернулся. Это наконец подоспели замешкавшиеся факелоносцы, притащившие за собой еще несколько сот зрителей. Тяжело отдуваясь, они стали полукругом в нескольких шагах от Зерона и подняли вверх факелы, возвещая, что бог света прибыл.
Пифон, в отличие от незадачливых бегунов, не заставил себя долго ждать. Толпа охнула и дала дорогу веретенообразному, в двенадцать локтей длиной существу, которое весьма сноровисто ползло по земле. Один Зевс знал, сколько времени и сил понадобилось двум жрецам, чтобы научиться столь правдоподобно изображать змею. Оболочка Пифона была изготовлена из выдубленных бычьих шкур. Искусный художник покрыл ее множеством изображений змеиных пастей, извергающих дым и пламя. Тулово Пифона венчала огромная голова с двумя рядами зубов и острым языком. В глазные впадины были вставлены прозрачные желтые камни. Когда на них падали солнечные лучи, казалось, что зрачки вспыхивают злобным огнем.
Змей прополз мимо алтаря и замер, не сводя мерцающих глаз с Зерона. Затем он начал поднимать туловище, пока не преломился пополам. Теперь один из жрецов, спрятанных в шкуре, стоял, а другой продолжал лежать. Юноша видел, как стоящий жрец осматривает его в небольшую щелку, проделанную над головой змея. Затем жрец подмигнул, и Зерон едва удержался от улыбки.
В этот миг вперед выступил поэт, державший в руках кифару. Это был победитель конкурса гимнов-пэанов, написанных в честь Аполлона. Подобные конкурсы проводились за день до септерии и победить в них было, поверьте, совсем нелегко. Некогда сам великий Гесиод проиграл это соревнование. Певец тронул рукой струны кифары и начал напевно читать гимн. Он пел, прославляя бога.
Некоторым зрителям подобные метафоры показались забавными. Послышался сдавленный кашель, словно кто-то пытался подавить смех, но прочие зрители внимали певцу вполне почтительно. Кифарист же тем временем разошелся еще пуще.
Последние строки послужили сигналом. Пифон двинулся к слегка продрогшему на холодном горном ветерке Аполлону. Зерон, как его и учили, быстро побежал вокруг алтаря. Змей неуклюже следовал за ним. Поэт декламировал следующий гимн, но его уже никто не слушал. Зрители увлеченно, словно на олимпийском состязании, подбадривали Зерона.
Обежав три раза вокруг алтаря, юноша вернулся на свое место. Вскоре появился заметно подуставший Пифон. Поблескивая яркой чешуей, он подполз к алтарю и наполовину взгромоздился на него. В этот миг один из жрецов протянул Зерону позолоченный лук. Юноша сделал вид, что целится, и отпустил тетиву. Раздался тонкий звук. Пифон рухнул на алтарь и застыл. Зрители зааплодировали. Поэт вновь ударил по струнам кифары и запел свой последний пэан.
Толпа приветствовала поэта одобрительными криками. Тот покраснел от удовольствия и принял напыщенный вид. Девушки поднесли к подножию алтаря корзины с фруктами и цветы. На этом празднество было закончено, но зрители, не понимая этого, оставались на своих местах. Тем временем жрецы стали разоблачать Пифона, а Зерон получил возможность накинуть на плечи хламис [104]. Едва из-под покровов кожаного кокона появились два распаренных человека, аплодисменты зрителей переросли в овацию. Их приветствовали словно победителей трудного состязания. Поэт слегка оскорбился. Затем толпа начала расходиться. Вскоре у алтаря остались несколько жрецов и два десятка зевак, готовых глазеть на что угодно.
К стоявшему чуть в стороне Зерону подошел старший жрец Криболай. Его улыбка была необычайно приветлива.
— Ты отлично справился со своей ролью.
— Спасибо, — поблагодарил Зерон.
— Сегодня вечером не забудь прибрать целлу храма. Я не потерплю, если пол будет грязен, как накануне.
— Но я…
Криболай не дал юноше докончить оправдание.
— Знаю, что ты скажешь. Мол, был занят приготовлениями к празднику. Молодец. Но это не повод освобождать себя от основных обязанностей. Веди себя впредь примерно и заслужишь награду. А сейчас иди и омой свое тело.
Негромко ругаясь, Зерон спустился к ручью, что протекал посередине Кастальского ущелья. Вода была чиста и очень холодна. Сбросив плащ на камень, юноша окунулся в ручей с головой и в тот же миг вылетел на поверхность, хватая воздух схваченными спазмой легкими. Второй раз получить подобное удовольствие Зерон не пожелал. Начало сводить ноги, и он поспешно вылез на берег. Грубая шерсть хламиса как нельзя лучше подходила для того, чтобы растереть ею тело. Внезапно юноша поймал на себе чей-то взгляд и быстро обернулся. Никого. Но кусты шагах в тридцати от ручья чуть колыхались. «Криболай!» — брезгливо подумал Зерон. О старшем жреце давно ходили слухи, что он получает удовольствие от того, что подглядывает за купающимися юношами и девушками.
— Развратный козел! — негромко ругнулся Зерон.
Чуткое эхо поймало эти слова и подхватило:
Козел!.. Зел-зел-зел…
В Кастальском ущелье было необычайно звонкое эхо, разносившее звук на огромное расстояние. Зерон озорно усмехнулся, набрал полную грудь воздуха и что есть сил закричал:
— Криболай — козел!
Его голос звонко разлился по ущелью и, прыгая тугим мячиком, донесся до вершины Парнаса, где скучали музы. Дочери Зевса не удивились подобному сообщению. Они давно придерживались в отношении Криболая именно такого мнения.