Чурбаны-стражники даже не выслушали требований пленника насчет аудиенции у одного из стратегов. Вместо этого они бросили Скилла в камеру и совершенно забыли о нем. Трижды в день огромный глухонемой тюремщик приносил заключенному лепешку и кувшинчик с водой. Поначалу скиф рассчитывал подкупить своего стража, затем стал подумывать о том, чтобы убить его. Но первое было обречено на неудачу ввиду глухоты местного цербера, а также отсутствия в данный момент денег. Напасть же на тюремщика Скилл не решился, трезво оценив его габариты и свои возможности. Плечи охранника были втрое шире плеч Скилла, руки и ноги напоминали рельефные колонны, а рожей он походил на знаменитого разбойника Прокруста и не менее знаменитого Синида вместе взятых.
Поэтому Скилл оставил мысль о возможности бегства и стал покорно дожидаться решения своей участи, утешая себя напоминаем о том, что не сделал ничего дурного жителям Золотого города.
За ним пришли лишь на седьмой день. Два дюжих, облаченных в медные с позолотой доспехи молодца подхватили Скилла под руки и поволокли по мрачному подземному тоннелю. Скиф вежливо поинтересовался: куда и зачем. Ему не ответили. Расспросы стали более настойчивыми. Стражники молчали, словно объевшиеся пшеничной трухи рыбы. Тогда Скилл вслух предположил, что они немые и вновь никакого ответа. Разозлившись, пленник бросил:
— Ребята, да вы никак придурки! И как вам только доверили эти большие ржавые ножики, что болтаются у вас на задницах? Или у вас так принято — набирать войско из идиотов?
Результат был тот же — глухое молчание. Скиф напряг мозги, пытаясь придумать очередную гадость, но в этот момент они пришли. Пленника поставили в известность об этом весьма своеобразным способом. Воин, что держал его правую руку, въехал кочевнику под дых, а его товарищ отвесил такого пинка, что скиф отворил головой сразу две двери и шлепнулся на пол.
— Ну хоть не глухие, — пробормотал он, поднимаясь на ноги и осматриваясь.
Увиденное ошеломляло. Скилл даже ущипнул себя за ногу, чтобы убедиться, что не грезит. Стены комнаты, в которой он очутился, были сплошь увешаны оружием. Сотни, нет, пожалуй, тысячи образцов разного рода орудий убийства — кемтские и ассирийские боевые топоры, кельтские цельты и парсийские секиры, парфянские копья и латинские пилумы, римские, эллинские и сирийские мечи, парсийские и индские сабли, причудливо выгнутые крисы, булатные аравийские клинки, сотни щитов: круглые и продолговатые, огромные латинские, эллинские пельты, восточные с торчами, лук из буйволиного рога, доспехи и шлемы всевозможных форм и расцветок. Раскрыв рот от восторженного изумления, Скилл рассматривал все это великолепие. До его сознания не сразу дошло, что некто обращается к нему.
— …нравится. Сразу видно настоящего воина.
Уловив лишь окончание фразы, Скилл обернулся к стоявшему у стола человеку: властный взгляд и висящий на поясе меч в простых потертых ножнах, не оставляли сомнения, что главное занятие его — война. Человек не стал тянуть время пустыми разговорами, а сразу перешел к делу.
— Я отец-стратег Золотого города Ренелс. Твое имя мне известно. Ты скиф Скилл, победивший дракона и призраков Серебряного города.
— Об этом мне можно было сообщить еще семь дней назад, — желчно заметил Скилл.
— Не спеши. Всему свое время. И не ставь свою персону слишком высоко. Если бы ты мне не понадобился, то сгнил бы в камере Железного каземата, так и не увидев солнца.
— Зачем же я понадобился вашему золотому величию?
Не обратив ни малейшего внимания на дерзкий тон пленника, стратег сказал:
— Вчера я получил донесение, что войско Бронзового города переправилось через Змеиный ручей и напало на Серебряный город.
— Тебя это сильно волнует?
— Да. Земли Серебряного города входят в сферу наших интересов. Мы не можем допустить, чтобы ими владели бронзовики.
— Понятно. — Не спрашивая разрешения, Скилл сел в кресло, закинул нога за негу. — А при чем здесь я?
— По имеющимся у меня данным вторжением руководит консул Калгум, незадолго до этого посетивший Серебряный город под видом купца. Я имею информацию, что ты неоднократно встречался с Калгумом.
— Допустим, — не стал отрицать Скилл. — И что же?
— Мне необходимы все сведения, касающиеся Калгума.
Скиф наморщил лоб.
— А если я откажусь их дать?
— В пыточном застенке уже тлеют угли, — спокойным тоном сообщил стратег Ренелс.
— Понял. — Перспектива оказаться в руках заплечных дел мастеров мало устраивала Скилла. — Я согласен дать любые интересующие ваш город сведения. Но сначала я хочу кое-что узнать.
Стратег презрительно скривил губы.
— Слушаю тебя.
— Что будет со мной после того, как я расскажу о Калгуме?
— Твою участь решит военный совет. Если будет доказано, что ты прибыл сюда с дурными намерениями, тебя казнят…
— А если это не удастся доказать?
— Тебя вернут в тюрьму.
Скиф возбужденно вскочил со своего места.
— Но почему? Что я сделал дурного? Я лишь хотел проехать через ваш город!
— Совет даст оценку твоим поступкам. Но если ты ни в чем не виноват, тебе не о чем беспокоиться.
— Почему же в таком случае я должен вернуться в тюрьму?
Отец-стратег сделал нетерпеливый жест; было видно, что его очень раздражает бестолковость скифа.
— По городу объявлено гроз-положение. Мы не можем отпустить на свободу человека, проникшего в наши тайны.
— О каких тайнах ты говоришь? — разозлился Скилл.
— Ты видел вооружение наших воинов, подземный ход, соединяющий тюрьму и мой дворец. Этого вполне достаточно.
— Но я никому не расскажу! Я сегодня же покину город. Мне надо в верхний мир.
— Никто не может покинуть город без моего разрешения! — веско произнес Ренелс. — И хватит об этом, иначе тебе придется познакомиться с калеными щипцами.
— Ну ладно, — внезапно пошел на попятную Скилл. — Дэв с ним, пусть будет тюрьма. Я отказываюсь говорить до тех пор, пока меня не накормят. Я уже семь дней сижу на воде и хлебе.
— Хорошо, — немного подумав, сказал стратег. — Я распоряжусь.