Ассирийское войско ждало их на равнине, совершенно покрыв землю сверкающей чешуей доспехов. Воеводы издевались над неорганизованными и плохо вооруженными варварами, вознамерившимися сокрушить могучую державу. Но кочевников не смутила грозная мощь бронированных легионов. Неустрашимые дети степей, крепко сидящие на низкорослых лошадках, непрерывно атаковали вражеское войско, осыпая его тучами стрел. В конце концов ассирийцы дрогнули, побежали и были беспощадно изрублены.
Это был триумф боевого братства степных народов. Но вскоре после этого похода отношения между ними ухудшились. Скифский царь Гурр повздорил с киммерийцем Тикулом. Повод был пустячный — они не поделили царевну, полоненную в обращенной в пепел Ниневии. И ладно, если бы эта восточная Елена была хороша собой — и скифы, и киммерийцы позднее в один голос уверяли, что она была некрасива и невероятно распущена, — но взыграли царские амбиции. Осыпая друг друга оскорблениями, соперники расстались. Когда на небо высыпали звезды, воины Гурра напали на лагерь киммерийцев. Ночной бой был удачен для скифов. Воспользовавшись неразберихой, они перебили множество киммерийцев, в их числе и царя Тикула. Оставшиеся в живых были вынуждены искать спасения в восточных землях.
Недолго думая, изгои решили завоевать соседние королевства, но просчитались. Их осталось слишком мало, и вражеские армии уже не разбегались при одном известии, что идут ужасные «гиммери». Киммерийцы были окончательно разбиты и рассеялись по всему миру. Часть их пошла наемниками в армии восточных владык, другие обосновались в труднодоступных горных районах и занялись разбоем, беспощадно грабя купеческие караваны.
Изгнанные со своих исконных земель киммерийцы ненавидели скифов, мстя им при каждом удобном случае. Но эта неприязнь не распространялась на Скилла, который сам был изгнанником, лишенным племени и родины. Бок о бок с киммерийцами Скилл участвовал во многих набегах, его акинак взлетал в такт с кривыми мечами степняков, а меткий лук не раз отводил беду от зазевавшегося кочевника.
Испытав Скилла в десятках походов и убедившись, что он не задумываясь пожертвует жизнью ради спасения товарища, киммерийцы приняли скифа в свое разбойничье братство. Кровь Скилла была смешана с кровью киммерийских вождей, и отныне Скилл стал кровным братом киммерийцев, делящим с ними все тягости и тревоги.
И теперь их вновь ждало общее дело. Может быть, самое трудное дело в их жизни.
Едва рассвело, отряд двинулся в путь. Скилл скакал рядом с Дорнумом на лошади киммерийца, нелепо погибшего от укуса змеи пару дней назад. С утра у всех гудела голова — сказывались последствия вчерашней попойки, — но к полудню мозги прочистились, и всадники повеселели.
Когда они преодолели один из горных кряжей и выбирали меж двумя дорогами, ведшими в обход высоченного — его вершина терялась в облаках — пика, к Дорнуму подскакал молодой кочевник по имени Ирась, обладавший необычайно острым зрением.
— Атаман, на той горе кто-то живет!
Ирась указывал рукой на ощерившуюся гранитными выступами скалу, но ни Дорнум, ни Скилл решительно ничего не увидели.
— Ты уверен? — на всякий случай спросил Дорнум, хотя знал, что в словах Ирася не стоит сомневаться.
— Я видел человека, несущего на плече овцу.
Дорнум задумчиво перебрал поводья и тронул коня.
— Поедем посмотрим.
Взобравшись на гору, они обнаружили пещеру. Перед входом в нее был разложен небольшой костерок. Кочевники спешились. Цокот копыт и бряцанье оружия привлекли внимание хозяина.
Из пещеры вышел облаченный в белый халат жрец. Волосы его были седы, рот прикрывала белая повязка. В целом жрец походил на помешанный на белом цвете призрак. Увидев, что один из воинов присел у костра, согревая озябшие руки, старик заволновался. Он подбежал к Дорнуму, определив по посеребренной сабле, что это предводитель, и стал быстро бормотать, возмущенно указывая на сидящего у костра разбойника. Дорнум беспомощно повел головой.
— Чего ему надо?
Стреноживая лошадь, Скилл ответил:
— Он просит, чтобы твой человек не осквернял дыханием огонь. Это жрец Ахурамазды.
— Ну об этом я догадался и сам, — протянул киммериец. Он обернулся к сидящему у костра.
— Эй, Борвс! Отойди от огня!
— Почему, атаман?
— Это не нравится старику.
Обозленно сплюнув, воин поднялся. Плевок вызвал еще большее негодование жреца. Яростно жестикулируя, он вновь что-то забормотал.
— Что он хочет на этот раз?
— Он говорит, что это великий грех — осквернять слюной землю.
— У, дэв его побери! — Дорнум с уважением посмотрел на скифа. — И откуда ты только знаешь этот язык?
Скилл к тому времени стреножил коня и разминал затекшие ноги. Массируя голени, он сказал:
— Это язык арахозов. Мне как-то довелось провести в их краях почти три луны. Стрела пробила мне бедро. Валяясь в постели я волей-неволей прислушивался к бормотанию хозяев.
— Тогда поговори с ним. Спроси, знает ли он, где замок Аримана и какого дэва он здесь делает.
Пока киммерийцы отводили коней на ближайшую полянку, скиф быстро перемолвился с жрецом. Узнав все, что нужно, он подошел к Дорнуму.
— Он отшельник. Не знаю как, но Ариман терпит его присутствие здесь. Этот божий одуванчик возносит свои молитвы Ахурамазде, тщательно следя, чтобы ненароком не осквернить огонь или воду своим дыханием. Жрец уверяет, что владения Аримана начинаются сразу за Кривым ущельем, а до замка еще день пути.
— У него найдется чем перекусить?
— Да, он предлагает накормить нас ячменной кашей.
Дорнум недовольно скривился.
— А куда же подевался ягненок, которого видел Ирась?
— Ягненок будет принесен в жертву Ахурамазде.
Киммериец, как и все его соплеменники бывший очень неравнодушным к мясу, возмутился.
— Какой, однако, обжора этот Ахурамазда!
— Не говори так о боге! — приняв шутливо-испуганный вид, воскликнул скиф.