Теперь следовало подумать о том, как бы усилить оборону. Узкие Деметрины ворота представляли почти непреодолимую преграду. Почти. В мире не существует абсолютно неприступных крепостей. Леонид как опытный воин прекрасно понимал это. Потому он приказал возвести еще одно укрепление посреди коридора, точно между двумя воротами, точнее — восстановить его. Некогда через Фермопилы или орды фессалийцев, желавших покорить Фокиду. Чтобы остановить их, фокидцы соорудили каменную стену, а заодно перерыли пологий склон ущелья рвами, направив в них воду из сернистых источников. Эта нехитрая уловка помогла им остановить завоевателей и отстоять свою независимость, она должна была сработать и сейчас. Восстановлением стены занялись фокидцы и локры, прочие подносили камни, которые добывали фиванцы. Спартиаты и аркадяне с затаенным злорадством наблюдали за тем, как потомки Кадма долбят кирками известняковые скалы, пачкая и издирая в клочья свои богатые одежды.
Стена еще не была завершена, когда пришло известие о приближении полчищ Ксеркса. Обогнув Малийский залив мидийская армия вторглась в Малиду и медленно, словно огромная сытая змея начала приближаться к крохотному арьергарду еще не созданной эллинской армии. Ее размеренный, неотвратимый, словно морской прилив, ход вселял в сердца малодушных робость. Тегейцы и мантинейцы попытались вновь заговорить о том, что стоит отступить к Истму.
— Уходите, — сказал им Леонид.
Аркадяне остались. Из опасения прослыть трусами. Остались и фиванцы, понимавшие, что спартиаты скорее перебьют их, нежели позволят покинуть войско и вернуться в Бестию. Фермопилы было решено защищать.
— Безумцы! — сказал Ксеркс, узнав, что на пути его армии встал небольшой отряд эллинов…
— Безумцы! — повторил владыка Парсы и захохотал. В тот день он был беспричинно весел. — Раздавить их!
Мудрый Артабан был как всегда рядом.
— Великий царь, — произнес вельможа, низко кланяясь, — не следует предпринимать поспешных решений. Даже мудрейший и величайший, если он забывает смотреть себе под ноги, оступается и падает в ямы. Воины устали, им нужен отдых. Что скажут, если вдруг великая армия не сможет разгромить крохотный, но полный сил отряд эллинов? А пока воины будут возлежать на коврах и поглощать сочное мясо, мы пошлем к эллинам соглядатая, который разведает сколько их, и что они замышляют.
— Ну ладно, будь по-твоему, — буркнул царь, косясь на стоящего рядом Дитрава. Рука первого сотника выразительно поглаживала золоченый эфес меча. Ты дал мудрый совет, Артабан. Пусть воины располагаются на отдых, а твой человек сходит и посмотрит, что делают эти безумные эллины. Я повелеваю так!
В этот миг Ксеркс отвлекся на вкусные запахи, долетевшие с медных жаровен царской кухни, и Артабан, низко поклонившись, оставил своего повелителя. Он прошел к себе и велел позвать человека, как нельзя лучше подходящего для подобного рода поручений.
Вскоре тот явился в наскоро разбитый шатер хазарапата. Встав у входа, чтобы не запачкать дорогого ворсистого ковра, — не из опасения рассердить Артабана, а просто понимая толк в добротных вещах, — гость поклонился, сложив на груди руки. Поклон был недостаточно почтителен, не в землю, а всего в пояс, но Артабан не стал придавать значения подобным мелочам. К тому же он знал, что имеет дело с царем, правда — с царем воров.
— Как поживаешь, Отшем? — поинтересовался хазарапат.
— Благодарю, нормально.
Еще бы не нормально! За то время, что карандинский вор следовал с парсийским войском, он срезал не одну сотню кошелей, снял бессчетное количество цепей, колец и браслетов. Теперь он был богаче самого богатого вельможи. Артабан прекрасно знал о проделках вора, но закрывал на это глаза. Парсийские вельможи были достаточно богаты, а кроме того, этот поход возместит им все убытки. Отшем же был слишком полезным человеком, чтобы сердиться на него из-за подобных пустяков. Артабан поручал умелому вору самые щекотливые дела, вроде того, что предстояло выполнить сейчас.
— У меня есть для тебя поручение.
— Я слушаю, сиятельный.
— Проберешься в ущелье и разведаешь силы эллинов. Посмотришь, каково их настроение. Понял?
— Как не понять, сиятельный!
Вельможа уловил в голосе вора издевку и грозно посмотрел на него.
— И еще вот что. Как хочешь, но выведай, есть ли среди эллинов один человек. Его нетрудно узнать. Он очень высок, мощного телосложения, лицом похож на… — Артабан замялся. — на киммерийца! Тебе приходилось видеть киммерийцев?
Отшем кивнул.
— Да, сиятельный. Я случайно оказался во дворце в тот день, когда эти проклятые кочевники напали на него.
— Ах да, конечно… Совершенно случайно! — Артабан усмехнулся. — Еще у него светлые волосы и голубые глаза.
— Я что, должен заглядывать каждому встречному в лицо?
— Если потребуется, то да! — отрезал вельможа и, смягчая тон, добавил:
— Этот человек интересует меня более всего.
— Понял. Какова будет моя награда?
— Можешь беспрепятственно продолжать свою бурную деятельность.
— О чем говорит сиятельный? — прикинулся непонимающим Отшем.
— Ладно, не строй из себя дурака! Кошели вельмож в твоем полном распоряжении.
— Это поистине царская плата! — оскалив зубы, заметил Отшем.
Артабан кивком головы приказал соглядатаю убираться. Отшем поклонился и выскользнул из шатра. Его шаги мгновенно растворились в гаме лагеря.
Вельможа несколько мгновений задумчиво изучал шелковый полог, за каким исчез вор, затем он прошел за занавес, отгораживавшую один из углов шатра. Здесь на шелковых подушках возлежала Таллия.
— Что ты думаешь об этом человеке? — спросил хазарапат.
— Он предаст тебя, — с улыбкой ответила девушка.
Отшем был человеком дела, а, если выразиться точнее, — человеком, никогда не откидывающим дело на потом. Из шатра Артабана он двинулся прямо к виднеющейся на востоке горе, стоически выдержав искушение жарящегося на кострах мяса. Этот запах преследовал его все то время, пока вор шел по лагерю; не отстал он и тогда, когда Отшем вышел за сторожевые посты.